ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах
Шрифт:
— Бог мой! Он напрягся, прямо как… гм. Лучше мне промолчать. Расслабься, сынок, ну же. Нет, не может. Рима, давай поменяемся местами. Мне все же хочется к Макпейку. Он толстый, но он хотя бы поддается.
Они с Римой поменялись местами. Ланарк был и рад, и обижен.
Вокруг завязались разговоры, но Ланарку не хватило смелости присоединиться. Рима предложила ему сигарету.
— Спасибо. Твоя подруга навеселе?
— Фрэнки? Нет, она всегда такая. Не то чтобы мы были подруги. Ты из-за нее расстроился?
— Да.
— Привыкнешь. Она забавная, если не принимать ее выходки близко к сердцу.
Рима бормотала странным монотонным голосом, как будто ни одно слово не заслуживало того, чтобы сделать на нем ударение. Ланарк скосил взгляд на ее профиль. Он увидел блестящие черные волосы, оставлявшие свободным широкий лоб, безукоризненный разрез больших глаз, слегка обрисованный тушью, ровный длинный нос, узкие прямые губы без помады, небольшой решительный подбородок, аккуратный маленький бюст под черным свитером. Если Рима заметила взгляд Ланарка, то не выдала этого, а только откинула назад голову и выдохнула через ноздри дым. Заметив в ней сходство с маленькой девочкой, которая подражает курящей женщине, он ощутил неожиданный прилив нежности.
— О чем был фильм?
— О людях, которые почти сразу разоблачились и принялись выделывать все, что им взбрело в голову.
— Тебе нравятся такие фильмы?
— Нет, но скуки не вызывают. А у тебя?
— Я ни одного не видел.
— Почему?
— Боюсь, что мне понравится.
— А мне такие нравятся, — вмешался Сладден. — Нет ничего приятней, чем воображать, как исполнители ролей будут выглядеть во фланелевом белье и толстых твидовых юбках.
— Мне тоже нравятся, — подхватила Нэн. — Кроме самых пикантных кусков. Ничего не могу с собой поделать: закрываю глаза. Правда, глупо?
— А у меня от них одна досада, — сказала Фрэнки. — Надеюсь увидеть какое-нибудь по-настоящему удивительное извращение, но таких, наверное, не бывает.
Принялись обсуждать, как могло бы выглядеть удивительное извращение. Фрэнки, Тоул и Макпейк высказывали идеи. Гэй и Нэн вскрикивали от ужаса и веселья. Сладден вставлял иногда замечание, а Ланарк и Рима молчали. Ланарка смущала тема разговора, и он думал, что Рима тоже недовольна. Это сближало его с нею.
Потом Сладден шепнул что-то на ухо Гэй и встал.
— Мы с Гэй уходим, — объявил он. — Увидимся позже.
Нэн, беспокойно сверлившая его взглядом, внезапно скрестила руки на коленях и спрятала в них лицо. Тоул, который сидел рядом, ласково обнял ее за плечи, изобразил печально-сочувственную гримасу и ухмыльнулся компании. Сладден взглянул на Ланарка и произнес мимоходом:
— Подумаешь над моими словами?
— Да. Тут есть над чем поразмыслить.
— Обсудим позже. Пошли, Гэй.
Огибая заполненные столики, они удалились. Фрэнки насмешливо заметила:
— Похоже, Тоул, придворный фаворит теперь не ты, а человек-загадка. Хотела бы я ошибаться. А то ведь придется тебе взяться за старое ремесло придворного шута. А Рима никогда не спит с придворными шутами.
Не выпуская из рук трясущегося плеча Нэн, Тоул ухмыльнулся и произнес:
— Заткнись, Фрэнки. Это ты придворная шутиха и всегда ею будешь. — Извиняющимся тоном он бросил Ланарку: — Не обращай на нее внимания.
Рима взяла с соседнего сиденья свою сумочку и сказала:
— Ну, я пошла.
Ланарк попросил:
— Погоди секунду, я тоже собираюсь на выход. Обойдя столик, он надел пальто. Остальные попрощались, а Фрэнки крикнула в спину Ланарку и Риме:
— Счастливо развлечься!
Глава 2
Рассвет и квартира
В нижнем фойе было пусто, если не считать девушки за кассой. Через стеклянные двери Ланарку были видны огни фонарей, отраженные в лужах. Временами дверь уступала особенно сильному порыву ветра и внутрь со свистом проникал сквозняк. Рима вынула из сумочки пластиковый дождевик. Ланарк помог ей одеться и спросил:
— Где останавливается твой трамвай?
— На перекрестке.
— Отлично. Мой тоже.
Снаружи им пришлось сражаться с ветром. Ланарк взял Риму за руку и, желая ощутить, что тащит ее, с усилием рванулся вперед. Перекресток располагался неподалеку, рядом с трамвайной остановкой был вход во двор. Беззвучно смеясь, они шагнули туда, чтобы укрыться от ветра. Волосы Римы, выскользнувшие из пряжек, двумя водопадами струились вдоль ее спокойного лица; большие глаза смотрели на Ланарка. Она пальцами зачесала волосы назад, морщась и повторяя: «Мешают, сил нет».
— Мне нравится такая прическа.
Они постояли молча у противоположных стен, выглядывая на улицу. Наконец Ланарк откашлялся.
— Ну и паршивка эта Фрэнки.
Рима улыбнулась.
— Она безобразно обращалась с Тоулом.
— Видишь ли, она была на взводе.
— Почему?
— У нее к Сладдену те же чувства, что и у Нэн. Когда Сладден и Гэй уходят парой, Нэн начинает рыдать, а Фрэнки грубить. Сладден объясняет это тем, что у Нэн эго негативное, а у Фрэнки — позитивное.
— Бог мой! Неужели все приятельницы Сладдена в него влюблены?
— Я — нет.
— Рад это слышать. О, гляди! Гляди!
— На что?
— Гляди!
Перекресток был местом, где сходилось несколько широких улиц, и Ланарку с Римой были видны две из них, хотя даль окутывала сгустившаяся тьма. Приблизительно в миле, на вершине большого плоского холма, обе улицы упирались в жемчужно-серый небосклон. Большая часть неба оставалась черной, бледное зарево не добралось еще до крыш домов, и можно было подумать, что в концах двух улиц занимаются два отдельных дня. Рима повторила: