ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах
Шрифт:
— Боюсь, я с вами не знаком.
— Именно-именно. Из вашей компании со мной знакомы немногие. Однако я собственник всего этого дома. Забавно, правда? Я сам часто над этим потешаюсь.
— А Сладден вас знает?
— Ну да, мы со Сладденом большие приятели. Что вы будете пить?
Он повернулся к буфету, где стояли бутылки и стаканы.
— Ничего.
— Ничего? Ладно, все равно садитесь, я хочу, чтобы вы мне что-нибудь рассказали. А я тем временем налью себе… каплю… «Смитс Гленливет Молт». Ваше здоровье.
Тепло очага, мягкий свет, спокойные манеры хозяина —
Со стаканчиком в руке долговязый вернулся в кресло. Сел и положил ногу на ногу.
— Что побуждает вас, ребята, браться за перо? Вот вы, например, что вы получаете от труда писателя?
Ланарк попытался вспомнить.
— Это единственная дисциплинирующая работа, за которую я, как помнится, брался. После нее я лучше сплю.
— В самом деле? А какой-нибудь другой дисциплинирующий труд не помог бы вам лучше спать?
— Не знаю. Возможно.
— Вы никогда не думали пойти в армию?
— Зачем?
— Затем что в паре сжатых афористичных фраз вы связали понятия работы, дисциплины и здоровья. И я подозреваю, что, несмотря на сравнение себя с губчатым наростом или пиявкой, вы все же остаетесь представителем позвоночных. Или я не прав?
Ланарк подумал и спросил:
— Какая польза от армии?
— Вы имеете в виду пользу для общества? Оборона и занятость. Мы защищаем, и мы даем работу. Наверное, вы снимаете комнату у женщины по фамилии Флек в многоквартирном доме у ковочного завода «Теркс-Хед».
— Откуда вы знаете?
— Ага! Нам известно почти все. Дело в том, что завод «Теркс-Хед» производит детали для наших Кью — тридцать девять. Как вы могли заметить, производство сейчас не процветает. Если бы не программа Кью — тридцать девять, завод пришлось бы закрыть, тысячи людей осталось бы без работы, были бы урезаны социальные выплаты. Подумайте об этом в следующий раз, когда захотите покритиковать армию.
— А что такое Кью — тридцать девять?
— Вы их видели. Они хранятся на открытых складах у реки.
— Вы говорите о больших металлических конструкциях, похожих на бомбы или артиллерийские снаряды?
— По-вашему, они похожи на бомбы? Отлично! Отлично! Это меня очень радует. Собственно, это укрытия для защиты гражданского населения. Каждое способно вместить до пяти сотен душ, когда бабахнет.
— О чем вы?
— Вас смутило «бабахнет»? Это фигура речи, относится к устаревшему способу боевых действий. Я имел в виду: когда будет дан знак, что начинается большое представление.
— Какое представление?
— Точно сказать затрудняюсь, поскольку формы могут быть разные. Мы можем принять на себя любой из шестидесяти восьми типов атаки, а защититься способны — не стану от вас скрывать — лишь от трех из них. «Надежды нет! К чему суетиться?» — скажете вы и будете не правы. У другой стороны положение ничуть не лучше. Нашу подготовку к большому представлению трудно назвать адекватной, однако стоит от нее отказаться — и бабахнет. Я порчу вам настроение?
— Нет, но я запутался.
Долговязый сочувственно кивнул:
— Знаю, это трудно. Метафора — один из важнейших инструментов мысли. Она освещает области, которые иначе оставались бы под покровом тьмы. Однако свет ее бывает столь ярок, что не помогает видеть, а, наоборот, ослепляет.
Ланарка осенило, что, как бы плавно ни текла речь долговязого, он был пьян. Поблизости кто-то пробормотал несколько бессвязных слов. Обернувшись, Ланарк увидел плотного пожилого человека, сидевшего неподвижно в одном из кресел. Одет он был в темно-синий костюм и жилетку. Веки незнакомца были опущены, но он не спал — это было заметно по рукам, обхватывавшим колени. Вздрогнув, Ланарк спросил:
— Кто это?
— Один из отцов города. Бальи Додд.
— Нет, — фыркнул человек в кресле.
— Ладно, он, собственно, не просто бальи Додд. Он провост [3] Додд. — Долговязый рассмеялся. — Да, — выдавил он из себя между взрывами смеха, — перед вами лорд провост всей этой жутко гига-гантской столицы!
Дабы успокоиться, хозяин выпил то, что оставалось в стакане, и направился к буфету за добавкой.
— Чего он хочет? — спросил провост.
Долговязый повернул голову.
3
Мэр.
— Да, Ланарк, чего вы хотите?
— Ничего.
— Он говорит «ничего», Додд.
После секундного размышления провост промолвил уныло:
— Тогда нам от него не будет никакого проку.
Возвращаясь в свое кресло, долговязый бросил:
— Во мне зарождается опасение, что вы правы. — Он улыбнулся Ланарку и сел. — Думаю, вы кончите тем, что присоединитесь к несогласным.
— Кто это такие?
— О, очень милые люди. Совершенно безвредные, ей-богу. Моя дочь — одна из них. Спорим до хрипоты. Я надеялся, что вы принадлежите к позвоночным, но вижу, что вы ракообразный. Вы найдете с несогласными общий язык: они в большинстве ракообразные. У вас вертится на языке вопрос, кто такие ракообразные. Я вам отвечу. Ракообразных, в отличие от тех же губчатых наростов или пиявок, не назовешь алчущей и чувствующей массой. У них есть четкие очертания. Но их форма определяется не позвоночником, а нечувствительной оболочкой, в которой заключено животное. В классе ракообразных вы найдете скорпиона, омара и вошь. — Он улыбнулся в стакан.
Осознав, что это оскорбление, Ланарк встал и спросил резко:
— Не скажете ли, где ванная комната?
— Третья дверь слева по пути к выходу.
Ланарк направился к двери, но на пороге обернулся:
— Вероятно, провост знает, как называется этот город?
— Конечно. Я тоже знаю. Но из соображений безопасности не скажем.
Ланарк открыл дверь, но был остановлен окликом: «Ланарк!» Обернувшись, он наткнулся на внимательный взгляд хозяина.
— Ланарк, если когда-нибудь вам захочется — как бы это сказать? — нанести удар во имя старого доброго Божественного Образа — позвоночного Образа, — дадите мне знать?