Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце
Шрифт:
Невольно вспоминаю свое утро с дочками – и слегка успокаиваюсь.
Странный эффект на меня производит незнакомка, но я ей даже благодарен за это. Отвлекла на секунду, пробудила приятные ассоциации – и вот я уже чувствую себя несколько иначе, будто после ледяного душа. Бодрый, свежий и готов бороться с прошлым в лице Даши. Осталось решить, что делать с этой нахалкой в моей приемной.
– Только не говорите, что не заметили меня, - фыркает она и морщится.
Курносая, как мои малявки, и такая же рыжая. Из-за кукольной внешности
– Катя, почему до сих пор клиентку не приняла? – отчитываю строго. Бездельница. Давно хочу уволить эту бестолковую бабу, но у меня и так текучка кадров на должность секретаря. Никто не может со мной сработаться, а Катерина терпит. Ради высокой зарплаты. Меркантильная, как весь женский род.
– Константин Юрьевич, но… - глаза подчиненной становятся как два блюдца. Она нервно мечется между мной и рыжей гостьей. И неясно, кого боится больше.
– Назначь прием на ближайшую свободную дату, - перебив ее, поднимаю указательный палец, приказывая заткнуться и выполнять поручение.
– Нет, - встревает в наш разговор рыжая.
– Мне уже предлагали. Но у вас запись на месяц вперед.
– Значит, встретимся через месяц, - холодно чеканю и все-таки захожу в кабинет. – Всего доброго, - небрежно прощаюсь.
Но она врывается следом. Захлопывает за собой дверь, раздраженно цокает каблуками за моей спиной. Шаги затихают в метре от меня. Как раз в тот момент, когда я останавливаюсь у шкафа, чтобы снять верхнюю одежду.
– Выслушайте, пожалуйста, - нахалка подозрительно меняет тон, намеренно смягчает голос и делает его нежнее. Хотя по поскрипывающим ноткам я догадываюсь, как ей сложно это дается. Она переступает через себя, чтобы попросить о помощи. – У меня нет столько времени.
Приближается ко мне со спины практически вплотную. Касается плеча, заставив меня напрячься. Покосившись на ее маленькую руку, нервно откашливаюсь.
– Так, - двумя пальцами убираю ладонь, теплую, бархатную. Сбрасываю с себя, как нечто чужеродное, и оттряхиваю пальто, будто оно испачкано. – Если у вас что-то срочное, скажите об этом секретарю. Вам подберут юриста из штата. И он примет вас в ближайшие дни.
Другую бы выгнал за хамское поведение, а с этой почему-то договариваюсь.
Резко разворачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу. Пытаюсь отогнать от себя ее сладковатый аромат, но он окутывает ванилью и апельсиновым бисквитом. Впервые встречаю девушку, которая пахнет не приторными духами, от которых чихать тянет, а пирожными. Непривычно, но вкусно. Малышкам бы точно понравилось.
Черт, да где же я ее видел?
– Нет, – повторяет, словно не знает других слов. Похоже, у нее в крови – дерзость и сопротивление.
– Мне посоветовали именно вас. Мне не нужен никто другой.
Выдавливает из себя улыбку. Правда, если она собиралась таким образом очаровать или смягчить меня, то лучше бы порепетировала дома перед зеркалом. Актриса из рыжей отвратительная. Вроде бы улыбается, а на лице бегущей строкой мелькает: «Чтоб ты сдох». Кажется, она даже зубами поскрипывает от возмущения. Вертикальные ямочки застывают на щеках, как метки, оставленные острым скальпелем. Уверен, в обычном состоянии они украшают девушку. У дочек такие же – и выглядят мило, когда они улыбаются искренне. А не натянуто, как эта фурия.
– Я, значит, нужен? – снисходительно смотрю на нее, сбрасывая пальто.
– А вы настырная. Откуда столько наглости?
Шагаю к рабочему столу, устраиваюсь в кожаном кресле и делаю вид, что погружен в бумаги.
– Вы ошибаетесь. Это безысходность, - она упрямо садится напротив.
Опускает свою папку четко поверх моих документов, прибивая их к поверхности стола. Но я даже не открываю и не читаю то, что она принесла. Потому что при любом раскладе не буду вести ее дело. Разумеется, клиента я терять не собираюсь. Но лично защищать интересы наглой красотки не хочу. Перепоручу ее кому-нибудь. Надо только выяснить, в чем суть обращения, чтобы выбрать, кто им займется.
– И что же у вас стряслось?
– играю заинтересованность.
Улыбка становится теплее и естественнее. Ямочки играют на щеках. Выдохнув с облегчением, гостья с надеждой смотрит на меня:
– Месяц назад нас развели с мужем. И я хочу оспорить решение суда.
Ее фраза звучит строго и четко, как приговор самой Фемиды. Голос не дрожит. Воинственный взгляд устремляется четко мне в лоб, словно прицел снайпера, – и я машинально отталкиваюсь от стола, чтобы увеличить расстояние между нами.
Демонстративно развалившись в кресле, постукиваю пальцами по подлокотнику. Исподлобья смотрю на рыжую и резко останавливаю себя, сжав руку в кулак. Не хочу показывать ей свою нервозность. Вместо этого выдавливаю слабую усмешку:
– Дайте-ка я угадаю. Не согласны с разделом имущества?
– Это был не раздел, а откровенное жульничество, - маленькая ладонь довольно жестко опускается на папку. Бьет по ней так, что документы подлетают, а канцелярские принадлежности жалобно позвякивают.
– Даже та-ак, - тяну скептически, отодвигая от огненной фурии коробку с ручками, карандашами и ножиком для бумаг. Чтобы не провоцировать лишний раз. Она и так на взводе. – Серьезное обвинение. Кто вел дело?
– Не знаю, - мгновенно теряет весь запал.
– Странно, - хмыкаю недоверчиво.
– И что не поделили? Дом, машину, золото и бриллианты? – почти открыто язвлю.
Параллельно изучаю потенциальную клиентку, считываю каждую ее реакцию и пытаюсь предугадать следующую реплику. Она не похожа на типичную охотницу за богатством. Или умело маскируется. Пока не могу разгадать ее. Ясно лишь одно: передо мной точно не пустышка. Есть в ней глубина, ум и благородный лоск.