Лапшевня бабули Хо: Пробудившийся
Шрифт:
— Во-первых, Чан, дорогой, решать это не тебе, это дело только лично мое, сколько раз я еще буду спасать твою задницу. Во-вторых, ты мой пациент, и я тебя не брошу, в моей семье так не принято, и я в конце-концов клятву давала. В-третьих, дядя Цао тебя мне поручил, и я не хочу знать, что он мне оторвет если я не справлюсь.
Я только тяжело вздохнул:
— Я уверен, что прежде чем твой дядя сможет у тебя что-то оторвать, отрывать будет уже нечего. Очередь уж больно длинная.
— Да пофиг, — легкомысленно отозвалась Сян.
— Ладно, — пожал я плечами. — Я предупреждал.
— Ладно, — согласилась Сян, — а теперь раскинь рубашечку пошире, я тебя осмотрю, и не дергайся, больно не сделаю.
— Да я и не думал, — отозвался я, снимая рубашку.
Хорошо, что тут было тепло, не то что на улице. Сян коснулась своих висков кончиками указательных пальцев, и глаза ее залило белым, очень даже ярким в полутьме комнаты светом. Ногти ее пальцев тоже оказывается светились белым, кончиком ногтя она коснулась моей кожи на груди, и внутри у меня что-то болезненно отозвалось, под кожей вспыхнул и тут же погас алый комочек света.
— Вот черт… — тихо выругалась Сян отдернув палец.
— Что там? — обеспокоенно отозвался я. — И я это почувствовал.
— Извини, — отозвалась Сян, ее глаза погасли и вновь стали черными, ногти тоже угасли. — Похоже, я поняла, какого черта циановые братки к тебе прилипли.
— И почему?
— Ну, до сего момента я слышала только про одного практика овладевшего красным шаоданем.
— Ого, прикольно. — отозвался я.
— Ну, это как сказать, — Сян с сомнением покачала головой. — Того парня убивали всем Эпицентром. Это давно было, и я не интересовалась подробностями. И…
— И, что-то еще?
— Вообще не слышала, чтобы кто-то из начинающих использовал два цвета шаоданей одновременно.
Ого как. А многовато как-то странностей для меня одного.
— Многовато странностей, — задумчиво произнесла Сян. — Для одного тебя. Это наверняка связано с твоей комой. Но как? Ты сам-то что-то помнишь? Что последнее ты помнишь?
— Ну-у, — протянул я, не понимая, так сразу, что можно говорить, а о чем умолчать. — Я же был обычный школьник. Мы гуляли с дедушкой в парке, а потом… Потом из земли вылезла здоровенная рогатая змея.
— Ты застал прорыв первого чудовища ци?! — воскликнула Сян. — Как близко ты его видел?
— Ну, — задумчиво отозвался я, — Ну, как тебя, вот. Да. Очень близко.
Сян смотрела на меня словно пришибленная. Кажется в ее глазах копились слезы, я аж забеспокоился. И внезапно она обняла меня. Прямо вот так бросилась на меня и сжала в объятиях. А потом всхлипнула у меня на плече.
— Прости, — проговорила она. — Я не знала.
— Ты чего? — тихо удивился я, не понимая, нужно ли обнимать ее в ответ. Или что вообще тут делать.
— Прости, — прошептала она. — Это было ужасно. Столько людей погибло. И ты… Но, ты выжил. Все уже кончилось. Все давно кончилось. Ты здесь. Ты выжил.
— Да, — задумчиво отозвался я, вспоминая тот длинный день и ночь перед ним. — Я выжил. Точно.
Выжил, да не весь. И что-то получил взамен. Вот только, что? Куда ты делся, дед-даос, когда так мне нужен?
И тут же все стало еще сложнее.
— Ух ты! — произнес горячий женский шепот в темноте. — Да вы тут зажигаете! А мне к вам можно?
Сян аж подскочила у меня на коленях. А я поспешно застегнул на себе всё, что было расстегнуто.
— Кто тут? Кто ты такая? Что тебе надо?
Это была девица, подкравшаяся к нам из соседней темной комнаты, худая, упругая и гибкая, острая как нож, с сияющей кожей, в прозрачном синем коктейльном платье, на просвет через окно с улицы не оставлявшее места для сомнений. Девица шагом балерины отступила назад, развела длинные руки и сделав киниксен, коротко поклонилась:
— Эту недостойную зовут Дзянь.
— Ну, охренеть теперь, — отозвалась Сян. — А надо тебе чего?
— Ну как пройти мимо такой горячей парочки! — с коротким смешком отозвалась девица. — Пустите к себе погреться?
И погрозив Сян длинным пальцем добавила:
— А я смотрю, подруга, ты та еще извращенка. Совращаешь бедненьких болезненных мальчиков?
Это она про кого? Про меня, что ли? Это я-то бедненький мальчик? Ничего себе поворот. Сян не стала долго думать:
— Так подруга, а почему бы тебе не собрать свои манатки и не свалить отсюда?
— Не хами мне, детка, — томно отозвалась девица. — Это не твой вечер.
— Да плевать мне и на вечер, и на ночь, — угрюмо отозвалась Сян. — Будь добра, закрой дверь с той стороны. Дверь вон там.
— Ладно, — после недолгого молчания, томно произнесла девица. — Мы еще это обсудим.
И вышла вон.
— Ничего себе, сучка дерзкая! — возмущенно проговорила Сян. — Раньше ее здесь не было! Эй, Чан Гун! Прием! Ты куда это загляделся?
Это она кому? А! Это она мне! Да, девица в прозрачном платье всерьез заставила меня задуматься вечном и неизменном. Собственно, как и слова и кратковременные объятия Сян.
О том, что роль бедного изувеченного крошки меня непередаваемо бесит. И пора тут уже что-то менять.
— Так, что там с красными шаоднями? — спросил я вынырнув из грез, усердно делая вид, что не терял нити разговора.
— Это подвид шаоданей более высокого энергетического уровня, — отозвалась Сян. — Цвет больше всего подходит тем или другим техникам, хотя конвертировать одну в другую можно.
— Ага.
— Кулачным бойцам свойствен циановый цвет шаоданей. Медики стремятся открыть белые, — Сян показала мне раскрытые ладони, мол, вот она как раз медик и шаодани у нее белые — Я видела зеленую, чему она способствует, не знаю. И вот красная, самая редкая у людей и самая разрушительная. И все ее так и воспринимают как средство массового поражения. Я пока не знаю, что это значит для тебя. Красные шаодани обычны для суперхищников всплывающих раз в год из Основного Потока.