Шрифт:
Эту и все другие иллюстрации автор книги выполнил сам.
Часть первая
1930 год. Камчатка. К восточным берегам спешит весна.
И вновь – весна!
Ее поступь в этот раз была легкой, быстрой, неудержимой; наверное, весне очень хотелось принести всем сюрприз, и поэтому она торопилась, подгоняла неуклюжий февраль. На востоке нашей страны зима всегда мощная и великолепная, управляет морозами из огромного ледяного дворца. Тот дворец окружен высокими башнями и теремами, от которых тянутся без конца бело-синие бастионы. Это нужно зиме для того, чтоб другие не слишком глядели на ее сверкающий чертог. Чтоб не
А весна просто съехала с крыши.
Скатываясь, она подняла большой буран – такой, что все окна побелели. Но в тот же день, к вечеру, белая пелена осела, прижалась к земле, не твердея. Утром на дворе уже был устойчивый плюс. Толстые сугробы видят полоски воды и не верят, что сами станут водою. Прошлый сезон подарил очень много снега; море застыло еще в ноябре. Оно освобождается нескоро, старожилы это знают. Но плюс уже достиг 7 градусов!
Оттепель атаковала еще в конце февраля. Март пришел под ее знаменами, и, похоже, хочет развить успех. Прошло всего 4 или 5 дней с начала месяца, а лед уже трещал по всей Авачинской бухте – к большому неудовольствию мастеров рыбачить с удочкой. Пропал конец сезона! Лед исчез будто по волшебству. Самые смелые уже стали готовить лодки.
– Баловство! – говорят старожилы. – Еще заметет.
Но к 7-му марта бухта растаяла.
Промысловая шхуна «Комсомолец» всю зиму провела здесь – скучала, но не бездельничала. Она ремонтировалась и составляла план будущей жизни: ведь без плана трудно действовать и людям, и кораблям. Правда, открытий или особо громких подвигов не предполагается, поскольку шхуна небоевая, и не ходит вокруг земли. В будущем «Комсомольца» ждет лишь постоянный труд, а потом – опять труд. Когда есть чем заняться, это уже хорошо.
Средний возраст экипажа был меньше 30 лет. И командир, товарищ Нестеров, тоже был молодой. Он сильнее всех ждал весну: не то, чтобы он не мог придумать для зимы дела – дело было; но его как-то не хватало. На шхуне раз 10 проверили и перепроверили снасти, такелаж, моторную часть («Комсомолец» ходит и с мотором, и на парусах). А что еще делать, если кругом льды? У Владивостока, конечно, интереснее; однако в прошлом году, уже после окончания сезона пришел вдруг приказ: срочно доставить ценный груз на Чукотку. Остальные суда были уже зафрахтованы или не годились. Нестеров с командой дошли – им дали команду отвезти что-то на Командоры. Оттуда пришли в Петропавловск, думали переждать метель. Но она лишь усиливалась. В результате за неделю намело огромные глыбы. Вслед за ними навалился лед. Зима нагнала метелей, чтоб не видно было, чего она хочет, а как только пурга сошла, уже было поздно: кругом стоял лед. По застывшему морю можно пройти на лыжах или на собаках. А кораблям придется ждать.
Занятия выдумывали какие только можно. Боцман Климчук, например, готовит деревянные формы, а потом вырезает из них трубки, мундштуки и портсигары. Его мастерство хорошо знают в портах Охотского моря, с дальних судов тоже обращаются. Моряки любят покурить, а Климчуку нравится работа по дереву, тем более что она приносит явную прибыль. Климчук делал трубки и просто так, и под чей-нибудь заказ, а потом продавал или обменивал. В команде его зовут нэпманом. Климчук очень солидный человек, который не любит болтать – но если вдруг захочет – то может говорить подолгу. Ругается он совершенно особым образом: другие для этого используют резкие или грубые слова, а Климчук говорит слова простые, нерезкие, однако бубнит, рычит и грохочет.
Команда читает вслух фельетоны из «ЛЭФа»
– Опять ерундовина? – Боцман чешет нос. Он куда-то положил брусок очень редкой породы дерева, из нее можно б сделать что-то приличное. Но брусок исчез безвозвратно.
– Транжирить нравится. Разбазаривать! Охламоны. – Густые усы боцмана движутся вниз-вверх. Они целиком скрывают рот, поэтому нельзя сказать, насколько он изогнут. А в глазах боцмана штиль, туман. Он ворчит просто так, для порядка.
Боцман, наравне с капитаном, может давать самые разные задания. Но шхуна стоит на приколе, поэтому больших морских работ нет. Боцман идет на кухню инспектировать крупу и картошку. По его мнению, это гораздо важнее, чем вся культурная программа, которую на шхуне изо всех сил старались вести, чтоб не умереть со скуки. Нестеров тоже активно участвовал в ней. Но все же трудно бывает придумать программу на весь день. Нестерова очень интересуют науки о море: история открытий, гидрология, океанография, даже ихтиология. Однако все ученые остались либо далеко на юге, либо на Чукотке, откуда в прошлом году едва успели выйти. Льды росли так стремительно, что Нестерову даже обидно стало. Хоть он и не научный деятель, и на шхуне нет необходимой научной базы, и все-таки неприятно, что лед их подрезал и отсек.
Еще ему нравится преподавать. Как назло, в Петропавловске все никак не могли открыть мореходный техникум, а в неофициальной обстановке проводить занятия почему-то запрещал горком. Разрешено обучать свои команды, но не чужие. Правила в то время еще не успели отработать полностью; рядом с большим, еще не отжившим Старым возникало дерзкое Новое, не похожее на новое прежних эпох. Тогда основой Нового были отдельные блистательные личности, теперь же Новое неслось вперед под напором больших масс. По всей стране шла волна великих перемен, преобразований, начинаний и планов. «Идет великий поток… а мы совсем не фарватере. Правда, если правильно выставить паруса, можно выйти… Казуистика!» – Нестеров в сотый раз спускается, чтоб проверить такелаж. Все на месте… мышами все же пахнет. Надо бы завести кота или собаку. Пес даже лучше будет. С ним можно выйти на простор.
Камчатка во все времена была краем охотников. Простора здесь действительно много. Нестерову не хотелось оставлять корабль надолго, поэтому он ходил рядом с Петропавловском, у поселка Елизово. Тамошние мастера знали, как поймать добычу не уходя далеко. К северу от Елизова гуляют пышнохвостые лисы, и даже песцы бывают, если зима суровая. В эту пору их особенно умели ловить, заманивали, окружали в нужных местах. С другой стороны, и песцам удавалось обхитрить даже самых опытных охотников. Поэтому охота всегда несла элемент интриги, и поэтому всегда было интересно.
За зиму Нестеров добыл несколько больших зверей и десятка два разных птиц. Песцов он отдал местному жителю, Николаю Иванычу, с которым познакомился еще когда в первый раз попал сюда, сразу после Гражданской Войны. Николай Иваныч – дядя Коля – стреляет всегда виртуозно. Но он также очень тонко чувствует природу, старается ее не обидеть, не испортить. В ответ Природа дает дяде Коле промысел, а если даже обманет, то не так обидно.
Однажды он и Нестеров два дня по сугробам шли за песцами, за их серебристыми нарядами, а те вдруг взяли и растворились в зимнем поле. Они словно слились со снегом, и не было ничего-ничего на том месте, куда они ушли, ни запаха, ни следов. Зато дядя Коля увидел впереди гнездовья гусей; до них тоже трудно добирались, а потом поняли, что яйца не в чем нести. Пришлось возвращаться за корзиной. Нестерова тогда изрядно измотало; он едва дошел до кубрика, велев боцману заняться яйцами и командой. В тот день командир уже не делал ничего, только спал. Климчук говорил вслух разные серьезные вещи, хотя, признаться, он был вовсе не против яиц.