Ларец Марии Медичи(ил. И.Ильинского 1972)
Шрифт:
– Сейчас, благородные господа, сейчас будет вам вино и свеча.
Она провела гостей в мансарду, окно которой было закрыто ставнями, зажгла свечу на колченогом столе и побежала в погреб за вином.
Дворянин в черном предложил ле Kappe занять единственный стул, а сам без особых церемоний уселся на узкую кровать, под которой поблескивали таз и ночная ваза. Других предметов в комнате не было, если не считать, конечно, кипарисового крестика на грубо побеленной стене.
– Шевалье ле Kappe? – осведомился
– Да, сударь, – с достоинством наклонил голову лейтенант. – С кем имею честь?..
– Вы пришли вовремя, – словно не расслышав вопроса, выразил свое удовлетворение дворянин. – Признаться, мы ждали вас с нетерпением.
– Я жду, сударь, – напомнил ле Kappe.
Но вместо ответа дворянин вскочил с кровати, которая скрипнула всеми своими рассохшимися досками, и, подскочив к стене, сорвал с нее распятие.
– Проклятие Адонаи! – воскликнул он и совершенно спокойно возвратился на место.
– Здравствуй, брат. – Ле Kappe встал и поднял вверх левую руку, образовав указательным и большим пальцами кольцо.
– Здравствуй, брат во Люцифере, – торжественно ответствовал дворянин, повторяя тайное приветствие. – А теперь рассказывайте, ле Kappe, время не терпит. Вы и так отсутствовали слишком долго.
– Задача была не из легких, сударь… Кстати, я до сих пор не знаю, как мне именовать вас.
– Меня зовут ла Моль, шевалье.
– Рад познакомиться с вами, граф! – привстал в полупоклоне ле Kappe. – Много о вас наслышан!
– И я, шевалье, и я… Но не будем терять времени на пустые любезности! Что вам удалось узнать об этом авантюристе? Орден очень интересуется им. Вы это знаете, ле Kappe.
– Да, граф. Знаю. Тем более что вот уже скоро год, как я только этим и занимаюсь. Вчера я имел честь доложить командору…
– Забудем это, ле Kappe, забудем, – с живостью перебил его ла Моль. – Было ли у меня время расспрашивать про ваш доклад в Тампле? Не лучше ли вам будет просто ответить на мои вопросы касательно самозванного графа? Если только вы ничего не имеете против?
– Спрашивайте, господин ла Моль, я весь к вашим услугам… Только Сен-Жермен вряд ли самозванец.
– Но помилуйте, сударь! – Ла Моль развел руками и засмеялся. – Я никогда не слышал о таком графстве!
– Это верно, – согласился ле Kappe. – Такого графства нет. Но это не значит, что тот, кто носит это имя, не является человеком благородной крови. Напротив, граф, уверяю вас: это человек очень высокого происхождения.
– Вам удалось раскрыть его инкогнито?! – удивленно воскликнул ла Моль. – Это же великолепно!
– Не совсем так, граф, – несколько охладил его порыв ле Kappe.
– Но, по крайней мере, национальность?
– Одно тесно связано с другим.
– Тогда рассказывайте как знаете! Я постараюсь не мешать вам своими вопросами. Но учтите, шевалье, я умираю от любопытства.
Граф совершенно отбросил ритуальную условность и говорил с ле Kappe как светский человек со светским человеком. Лейтенант воспринял это как должное.
Служанка принесла вино в пыльной бутылке.
– Что ж, дорогой граф… – Ле Kappe наполнил бокалы анжуйским и встал, приглашая ла Моля присоединиться. – Я менее всех расположен мучить вас… Не угодно ли?
Они стоя чокнулись и, пригубив вино, возвратились на свои места.
– Он действительно сказочно богат? – не выдержал ла Моль.
– Во всяком случае, он не знает нужды в деньгах. – Ле Kappe допил свой бокал и потянулся за бутылкой. – Поэтому не выгоды ищет он, когда прибегает ко всякого рода мистификациям. Да, дорогой ла Моль, дело обстоит именно так, чтобы ни болтали в свете его завистники. И он, повторяю, не самозванец, а действительно принадлежит к знатному роду.
– Весь вопрос: к какому?!
– Да, – согласился ле Kappe. – Это серьезный вопрос. Но, уверяю вас, у него есть веские причины скрывать свое происхождение.
– И национальность, шевалье?
– Я же сказал, что одно связано с другим. Впрочем, последнюю ему вовсе не надобно скрывать. Достаточно одного умолчания. Ведь он без всякого акцента говорит на многих языках. Он всюду выставляет себя как иностранец, хотя в Париже его без труда можно принять за француза, во Флоренции или Риме – за итальянца, в Петербурге – за русского. Но он обожает, разъезжая по свету, менять имена. Чуть ли не на каждой почтовой станции… В Генуе и Ливорно он назвался русским графом Салтыковым, в Голштинии и Гессене выдал себя за испанского гранда.
– Вы настаиваете на этом слове – «выдал»? – подчеркнуто акцентировал ла Моль.
– Простите, граф? – не понял ле Kappe.
– Суть в том, что многие полагали, будто бы он в действительности испанец: незаконный сын испанской королевы Марии и неведомого красавца простолюдина.
– Очередная легенда о Сен-Жермене! – отмахнулся ле Kappe. – И менее всего претендующая на то, чтобы оказаться правдой.
– Вы полагаете, шевалье?
– Уверяю вас, граф.
– Где же тогда истина?
– В поисках ее я и убил столько времени и сил.
– Я весь внимание, шевалье!
– Мне удалось установить, милый ла Моль… – Лейтенант медленно выцедил вино. – Да, мне удалось установить, что он сын венгерского князя Ференца Ракоци, поднявшего народное восстание против австрийской ветви Габсбургов!.. Как вам это понравится, граф?
– Невероятно! – прошептал пораженный ла Моль. – Этого я меньше всего мог ожидать.
– И тем не менее именно это и есть истина. Если, конечно, она вообще возможна там, где прошел Сен-Жермен.