Ларец Марии Медичи(ил. И.Ильинского 1972)
Шрифт:
– А легендарный красный алмаз, граф?
– Кто его видел, ле Kappe?
– Мой пращур, который сгорел на костре, но так и не выдал тайны.
– Мой пращур тоже сгорел.
– Я знаю, что вы потомок гроссмейстера, – кивнул ле Kappe.
– Дело не в том, – отмахнулся ла Моль. – Знаете, в чем главная беда наших предков? В том, что им нечего было выдавать. Иначе они спасли бы себя и от пытки, и от костра. Я не верю в красный алмаз.
– Признаться, я тоже, но, мой милый граф, Сен-Жермен заставил меня
– Парадокс?
– Отнюдь. Я слышал, как он сказал одному знакомому: «Эти глупые парижане воображают, что мне пятьсот лет. И я даже укреплял их в этой мысли, так как вижу, что им это безумно нравится. Но если говорить серьезно, то я на самом деле намного старше, чем выгляжу». Так-то, ла Моль… Сен-Жермен и вправду многому научился на Востоке. У него нет эликсира бессмертия, но он знает тайну целебных трав. «Чай Сен-Жермена», которым он пользует короля, действительно оказывает животворное действие.
Это необыкновенный человек, граф, говорю вам открыто и честно. Не обижайтесь, но не вам тягаться с ним… И не мне.
– Вы бы лучше высказали все это командору!
– Я и высказал. Но он одержимый!
– Хорошо, ле Kappe, вы все знаете лучше меня, скажите же: что вы думаете о Сен-Жермене? Кто он?
– Я все сказал, граф. Он сын Ференца Ракоци и великий человек. Всесторонне одаренный от природы и широко образованный!
– Откуда тогда у него деньги? Только не уверяйте меня, что он их делает из свинца.
– Ничуть не бывало. К его услугам все золото масонских лож. Он достиг высших степеней посвящения… Быть может, даже самой высшей, единственной.
– Вы полагаете, он руководит всеми ложами?
– Да, граф, полагаю. Его приезд в Санкт-Петербург летом 1762 года, несомненно, был продиктован далеко идущими целями масонов. Мне достоверно известно, что фаворит императрицы Екатерины – Григорий Орлов – вручил ему очень крупную сумму.
– За какие заслуги?
– Не знаю. Возможно, наш подопечный содействовал воцарению императрицы. Это тайна, покрытая мраком. Известно только, что Орлов, обращаясь к Сен-Жермену, называл его саrо padre – дорогой отец.
– Да, все это возможно, – задумчиво произнес ла Моль. – В конце концов мы, тамплиеры восемнадцатого века, тоже своего рода тайное общество.
– Именно поэтому командор и стремится привлечь к нам такого блестящего человека, как Сен-Жермен.
– Уж лучше нам сразу идти под его начало, – усмехнулся ла Моль. – Так было бы правильнее…
Ле Kappe сделал вид, что пропустил откровенное высказывание графа мимо ушей.
– Командор убежден, что Сен-Жермен располагает красным алмазом, – заявил он.
– С каких пор, хотелось бы знать? – скептически улыбнулся ла Моль.
– С тех самых, как он объявился внезапно в Париже под именем графа Сен-Жермен, – ответил ле Kappe, и ни одна жилка не дрогнула на его лице.
Глава 14
Священное животное
Когда Люсин следом за Львом Минеевичем раздвинул гремящую бамбуковую занавеску и вошел в комнату, им навстречу поднялась разгневанная сиделка:
– Что же это такое получается? А?
– Разве я опоздал? – забеспокоился Лев Минеевич. – Сейчас, по-моему, и шести еще нет. – Он вынул из кармана старый брегет и щелкнул крышкой. – Так и есть! Двадцать минут пятого.
– Да не про то я! – досадливо отмахнулась сиделка. – Тут же полно кошек! – Она похлопала себя по солидной груди. – Я их и так терпеть не могу, а тут полюбуйтесь!.. – Она указала куда-то в противоположный угол. – Полюбуйтесь!
Лев Минеевич и Люсин последовали настоящему приглашению и увидели на полу белую тощую кошку. Она лежала на боку, вытянув лапы, и, судя по откинутой голове, была мертва.
– Это же Саския! – всплеснул руками Лев Минеевич. – Что же с ним? Бедное животное! Бедная, бедная, Верочка…
– Не знаю, кто здесь бедный… – Сиделка энергично замахала рукой, будто ковер выбивала. – Только я здесь не останусь ни на минуту. Мало того что делаешь людям одолжение, с работы ради них срываешься, так тут еще дохлые кошки! Как вам это понравится?! То-то, чую, запах какой-то вонючий. «Не может быть, думаю, чтоб это от кошек. Кошки так не пахнут, хотя и противные». Принюхалась, принюхалась и – нате вам! – нашла в углу: лежит себе, околела! Чтобы я после этого кого послушалась? Да ни в жисть! Сейчас же ухожу…
– Никуда вы не пойдете! – с неожиданной твердостью остановил ее Лев Минеевич. – Оставайтесь на своем посту! Этот товарищ, – он небрежно кивнул на Люсина, – из милиции.
– А мне плевать! – Она глубоко вдохнула воздух, словно и впрямь собиралась плюнуть как можно дальше. – Мне за это зарплату не прибавят, – добавила она, печально выдохнув. – У меня у самой, может, мальчик больной… – Она вдруг зашмыгала носом. – Ножки у него не ходят, так и то посидеть с ним некогда… Работаю, как медведь.
Лев Минеевич беспомощно развел руками и умоляюще посмотрел на Люсина.
– Не расстраивайтесь, мамаша. – Следователь осторожно погладил ее по спине. – Надо ведь подежурить, раз такой критический случай. А насчет денег не беспокойтесь – это мы сделаем!
– Так я их терпеть не могу, кошек этих! – повторила она, усаживаясь.
– Я тоже, – сказал Люсин, наклоняясь над Саскией. Бедняга скончался, видимо, под утро, а может, и ночью.
Глаза его помутнели, и внутренний свет их погас. Они казались огромными, эти расширенные внезапной смертью глаза.