Ларец Марии Медичи(ил. И.Ильинского 1972)
Шрифт:
– Рыболовы?
– Ага. Поплавки красить, чтобы в темноте видно было… Крючки опять же.
– А крючки зачем?
– Для ночного лова. Говорят, рыба лучше на свет идет.
– Век живи, век учись, – покачал головой Шуляк, не пропускавший обычно ни одной рыбалки. – И откуда у вас такие познания?
– У нее муж рыбак! – пискнула рыженькая и засмеялась.
– Значит, вы тоже краску купили? – улыбнулся Шуляк.
– Ага. Две банки.
– Превосходно! – одобрил Шуляк. – Выходит, что число посторонних покупателей резко сокращается.
– Всего на два! – уточнила
– Уже легче… Кроме рыболовов кто еще интересовался?
– Многие. – Тамара вынула пудреницу и посмотрелась в зеркальце. – Один покупатель говорил, что хочет выключатели в квартире выкрасить… Для клуба еще брали шесть банок.
– Какого клуба?
– «Красный пролетарий»… Мальчишки еще купили в складчину! – Она вдруг прыснула. – Пакость какую-то в школе написать собирались. Я слышала, как они совещались.
– И все-таки продали?
– Отчего же не продать?.. Но я их выругала!.. А почему вас эта краска так волнует?
– Это я потом вам объясню, а пока…
– «…выпьем кружечку пивка!» – смеясь, передразнила его Тамара.
Верочка всплеснула руками и, давясь от смеха, грудью легла на прилавок.
– Девушки! – прикрикнул директор.
– Пороть вас надо! – вздохнула кассирша. – У человека серьезная забота, а вам все хаханьки. Небось кража опять?
– Почему опять? – повернулся к ней Шуляк.
– Больно кражи теперь участились! Мою соседку вот недавно ограбили. Все подчистую из квартиры вынесли. Одни голые стены остались. И мало этого, еще саму по голове пристукнули, так что она речи лишилась… Не поглядели, что старуха!
– Вы, случайно, не о гражданке Чарской? – Шуляк подошел к застекленной кабинке кассы.
Кассирша выглядела довольно молодо, несмотря на усталые тени под глазами. Розовое закрытое платьице шло к ее несколько полной фигуре и скромной прическе: длинная русая коса была обвита вокруг головы.
– Значит, вы в курсе? – Она удивленно раскрыла глаза.
– Точно, – подтвердил Шуляк. – Даже знаю, что вас зовут Эльвирой Васильевной.
– Подумаешь, секрет! – фыркнула Тамара.
– Между прочим, Эльвира Васильевна, краска имеет прямое отношение и к ограблению вашей соседки! – Шуляк быстро сообразил, что кассирша вряд ли подробно осведомлена о бурных событиях, происшедших в ее квартире. – Так что прошу мне помочь.
– Так я что?.. Я – пожалуйста…
– Вот и припомните-ка вместе с девушками всех, кому продали банки… Постарайтесь припомнить… Внешность, какие-нибудь особенности, разговоры, может быть… Школьников же вы, Тамара, припомнили? – Он отошел от кассы назад к прилавку.
– А художник-то твой, Тома! – вспомнила вдруг Эльвира Васильевна.
– Такой же мой, как и твой! – огрызнулась Тамара. – Он-то здесь при чем?
– Что значит «при чем»? Краску-то он купил!
– Ну, купил! А дальше что? Стукнул банкой твою полоумную старуху по голове? Так, что ли?
– Стоп! Стоп! – Шуляк постучал костяшками пальцев по прилавку. – Так не пойдет!.. Это дело серьезное. Разрешите, товарищ директор, воспользоваться вашим кабинетом.
– Конечно, конечно, пожалуйста. – Директор погладил седоватый ежик и, подняв доску прилавка, указал на дверь.
– Попрошу вас, Тамара, пройти в кабинет… Побеседуем, так сказать, с глазу на глаз. А то я ничего тут не пойму.
Толкнув дверь, Шуляк пропустил Тамару вперед и, обернувшись к остальным, попросил:
– Я у вас еще чуточку побуду, но вы не обращайте на меня внимания и делайте свои дела. Только вас, Эльвира Васильевна, попрошу задержаться. Хорошо?
– Хорошо, – кивнула кассирша.
Он закрыл дверь и, указав Тамаре на директорское кресло за письменным столиком, устроился на табурете.
– Расскажите мне про этого художника, Тамара.
– А чего рассказывать-то? Вечно они все выдумывают! – Она зло кивнула на дверь. – Ну, зашел ко мне знакомый на работу… Что с того?
– Ничего, разумеется, – успокоил ее Шуляк. – Вы не волнуйтесь. Лучше подробно расскажите еще обо всех ваших знакомых, которым вы продали краску. Среди них были, наверное, и товарищи вашего мужа по рыбалке? Так ведь? И этот художник… Понимаете, Тамарочка, все эти люди, очевидно, непричастны к преступлению! Мы сразу же, так сказать, скинем их со счетов. Вы мужу две банки взяли, художник этот еще сколько-то купил, другие знакомые… На долю-то незнакомых, подозрительных людей остается все меньше! Так?
– Ну, так. Дальше-то что? – настороженно спросила она.
– Но тогда, Тамарочка, получается, что незнакомых было не так-то много! Значит, вам вместе с девушками легче будет их вспомнить! Понятно?
– Ах, вы об этом…
– Ну конечно! Так что давайте побыстрее отсеем знакомых. – Он взял с директорского стола счеты и отложил семь костяшек. – Всего банок было семьдесят. Две вы взяли себе… – Он произвел на счетах нехитрую манипуляцию. – Эти банки у вас дома?
– Где же еще?
– Вот и прекрасно! В двух банках я уже полностью уверен. Остается шестьдесят восемь… Сколько купил художник?
– Четыре.
– Ого! Зачем ему столько?
– Художник ведь!
– Значит, ими и рисовать можно?
– А то нет!
– Лады. Выходит, еще четыре банки долой… Правда, нужно еще убедиться, что все они по-прежнему находятся у художника. Ведь одно дело вы, другое – он. Ваши банки находятся на месте, а за чужие вы поручиться не можете. Вдруг он потерял одну или, может, кому-нибудь подарил… Так?
– Ну, так…
– Вот и получается, что мне придется побеседовать с самим художником. Все-таки четыре банки не шутка! Это как-никак четыре подозрительных незнакомца.
– Веселая у вас работа…
– Да уж, не даром хлеб едим. Кто он, этот художник?
– Один знакомый.
– Это я уже понял. Фамилия-то его как?
– Михайлов… Витей зовут. Виктором.
– Вы его давно знаете?
– Давно. Я у них в Строгановке одно время натурщицей подрабатывала.
– Понятно…. У вас с ним… хорошие отношения?
– Да так… Заходит иногда, ухаживает вроде… Цветочки на Восьмое марта приносит, мимозу.
– Когда вы его видели и последний раз?
– А вам-то что до этого? Вас ведь краска интересует? Так вы про нее и спрашивайте!