Ларец Пандоры

Константинов Алексей Федорович

Линь смирился, расслабил локти и лёг. Он на некоторое время забылся, встрепенулся лишь когда дверь палаты со скрипом открылась. Внутрь вошла полная санитарка с ведром и тряпкой в руках.

– О, да ты никак оклемался, - сказала санитарка, заметив, что глаза Линя открыты.
– Сейчас доктора позову.

Женщина ушла, Линь плотнее закутался в одеяло, натянул его до носа. Вскоре явился и высокий широкоплечий мужчина средних лет. Он подошёл к койке Линя, сухо поинтересовался его самочувствием.

– Всё хорошо, - неразборчиво пролепетал Линь.

–

Что?!
– врач нахмурился.
– Уберите одеяло от лица, ни слова не слышно.

Ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Юн выставил напоказ свои шрамы. Даже врач не смог скрыть брезгливости и отвращения, которые он испытал.

– Всё хорошо, - постарался отчётливо произнести Юн.

– Всё, да не всё, - пробормотал врач.
– Откуда у вас шрамы?
– спросил он китайца.

– Я воевал, - Линь не имел ни малейшего желания продолжать этот разговор.

– Если не секрет, где?

– В Китае в Гражданскую войну.

– И как же вы заработали шрамы? Снаряд?
– потеряв всякое чувство такта, спросил врач.

– Я не хочу об этом говорить, - нахмурившись, ответил Юн.

– Да, конечно, я понимаю, - врач немного смутился, покраснел. Видимо, стало стыдно.
– Вы быстро идёте на поправку, я такого никогда не видел. Вам повезло - внутренние органы не повреждены, рана оказалась неглубокой, кровотечение быстро удалось остановить. Мы сделали вам переливание на всякий случай, но в целом, полежите в больнице ещё неделю-другую и мы вас выпишем. Всё ясно?

– Да, спасибо.

– Поправляйтесь, - врач натянул на лицо дежурную улыбку, ушёл. Санитарка, оставшаяся в палате, открыто глазела, разглядывая шрамы Линя. Юн почувствовал себя неуютно под её пристальным взглядом. Он снова закрыл одеялом половину лица, только после этого женщина вернулась к работе.

– Чуть не забыла, это чой-то за родственник к тебе ходит и ходит, все уши прожужжал?
– спросила санитарка.

– У меня нет родственников, - пробурчал Линь в ответ. Удивительно, но санитарка услышала.

– Как же нет, когда он нам лепечет, что родным тебе приходится. Мы ему, мол, какой же он тебе родственник, у него ж глаза как щели, а он нам - родственник по бабке. Бабка, говорит, у тебя русская.

– Не знаю, - за сегодняшний день Линь произнёс больше слов, чем за прошлый месяц. Он устал, хотел есть и спать.

Санитарка, похоже, на него обиделась, замолчала. Торопливо протерев полы, она ушла. Юн вздохнул, залез под одеяло с головой и попытался уснуть. Но ни прошло и десяти минут, как из-за двери послышались разговоры.

– А он грубиян какой, Сергей Вадимович, вы просто не представляете. С ним говоришь, а он в ответ только "угу" да "у-у". Отрекается от вас, говорит, русской крови во мне нет, знать никого не знаю и знать не хочу. Представляете?

– Но я с ним всё-таки поговорю, Зинаида Марковна. Он молчун, да скрытный к тому же. Вот и не отвечает. Я войду?

– Заходите, только он спал вроде. Так что тсс, - сказала женщина.

Двери со скрипом открылись, Линь

не удержался, снял одеяло с головы и посмотрел, кто же пришёл его навестить. Человека он сразу узнал - то был мужик, которого Линь вытащил из автобуса.

– Ты не спишь?
– заметив движение Линя, спросил Сергей.
– Наконец-то. Как ни приду, всё ты дрыхнешь. Я вот тебе фрукту принёс - мандарины и апельсины. Брат из Абхазии присылал, мы в погреб сложили, так они до сих пор как свежие. Держи, угощайся, - посетитель поставил пакет на тумбочку рядом с койкой.
– Как ты сам? Поправляешься? На ноги скоро встанешь? Слушай, я ж даже не знаю, как тебя звать. Ты хоть меня помнишь? Я Серёга Желваков; мы с тобой в том автобусе ехали; ты, говорят, меня из проруби вытащил. Слушай, брат, тебе за это огромное спасибо, вот от всей души. Знаешь, какое ты дело сделал-то? Дети у меня есть, чтобы они без батьки-то делали? Супружнице моей в одиночку их на ноги прикажешь поднимать? Да ещё стерву эту, тёщу мою, - Сергей запнулся.
– Слушай, да что же это такое. Болтаю и болтаю, тебе слово вставить не даю. Зовут-то тебя как, кому мне спасибо сказать-то?

– Юн, - пробормотал китаец.

– Как-как?

Линь вздохнул, опустил край одеяла.

– Юн. Линь Юн, - ответил он.

Сергей ничего не ответил, он пытался примириться с внешним видом своего спасителя. Уродливые шрамы придавали Юню сходство с чудовищами из сказок. Привыкнуть к этому нелегко. Неловкая пауза затянулась. Юн вздохнул, решил помочь Сергею.

– Большое вам спасибо за фрукты, - промямлил Юн.
– Но я устал. Вы идите, я вздремну немножко.

Сергей скривился.

– Эка тебя угораздило, брат, - ответил он невпопад.
– Мне Зинаида Марковна сказала, что у тебя шрамы, но такого уродства я и не видел никогда. Что же с тобой приключилось-то?

– Я, правда, устал, - Линь зарделся, опять спрятал лицо в складках одеяла.

– Ты меня, брат, прости, - Сергей приложил обе руки к груди.
– Я лишнего сболтнул. Ты только не обижайся, сам понимаешь, не каждый день такое увидишь. Я тебе по гроб жизни обязан. Ты только скажи, мы чего-нибудь придумаем, операцию там какую сделать или ещё чего. Я в партии состою, у меня связи.

– Спасибо, не надо, вы уходите, пожалуйста, - попросил Юн.

– Брат, ты меня не гони. Ну сболтнул лишнего, с кем не бывает. Хочешь выговориться, давай. Я кремень - всё, что расскажешь, между нами останется. Ни в жизнь не проболтаюсь.

– Я не хочу, - голос Юна дрогнул. А правду ли он сказал? Китаец осознал, что изголодался по человеческому общению. Сколько лет назад он разговаривал с человек просто так, по-приятельски?

– Брат, ну не хочешь про шрамы, давай про войну расскажешь. У меня ж дед тоже в Гражданку воевал, любил поболтать о подвигах. Не хочешь о войне, давай просто о Китае. Я ж тебе жизнью обязан, брат. Ты на меня не обижайся. Не хочешь говорить, так давай я тебе чего расскажу или просто помолчим. Ты ж мне теперь, как родной, неужели не понимаешь?