Лариса
Шрифт:
— Нет.
— А почему? У вас же там есть столовая. Сколько надо платить?
— Пять рублей.
— Так почему мама тебе не дала?
— У мамы тогда денег не было, — ответила Лариса.
— А разве папа денег не приносит?
— А, — махнула рукой Лариса. — Вы же знаете, какой он… Все только обещает: «Ну, эта получка у меня хорошая будет…» А потом напьется и ничего маме не даст.
Тетя Зина снова глянула на мужа. Тот из-за края газеты бросил беглый взгляд на тетю Зину, на Лариску и снова уставился в газету.
Лариска смотрела на столик около высокого, под самый
Тетя Зина принесла из кухни кастрюльку, в которой, наверно, было продолжение обеда.
— А где вы купили такую красивую рамочку? — сделала дипломатичный подход Лариса.
— Эту? — тетка посмотрела туда, куда показывала Лариса. — О, это старинная вещь, сейчас такие не продаются.
— Жалко, — вздохнула Лариска. — А мне очень нужно…
Она рассказала, как выиграла сегодня открытку, порывшись в портфеле, нашла свой выигрыш и показала тетке.
— Ну, так не обязательно именно такая рамка, как эта. Можно и другую, — сказала тетка. — У меня как раз где-то была старая.
Когда Лариса уже собралась домой, тетя Зина вышла с ней в кухню. Там, в ящике кухонного шкафчика, среди ржавых вилок и кривых гвоздей нашлась старая, но еще вполне приличная рамочка.
— Возьми, — сказала тетка, — протрешь чистой тряпочкой, будет как новенькая.
Лариса поблагодарила.
— Подожди, — окликнула ее тетя Зина, когда Лариса уже стояла на пороге. Она вернулась в комнату, о чем-то там долго совещалась с дядей Колей. Потом вышла, держа в руке пять рублей.
— Бери, это тебе на обеды в школе.
Девочка вспыхнула.
— Нет, не надо, спасибо, — отступила она.
— Бери, бери, — строго говорила тетка. — Ну, сейчас же. — И она всунула деньги в Ларисину руку.
Из комнаты вышел дядя Коля. Ларисе показалось, что он очень внимательно, очень зорко рассматривает ее.
А тетя Зина говорила:
— И о чем только думают такие родители… Это же надо, чтобы ребенок голодным бегал…
— Не умеют люди жить… — значительно сказал дядя Коля, поддерживая мнение жены.
Тетя Зина открыла Ларисе дверь. Лариса попрощалась. Теперь в ее портфеле скрывались настоящие сокровища. Кроме открытки, там лежали рамка и пять рублей на обеды. Но почему-то Ларисе не становилось от этого весело, наоборот, на сердце скребли кошки.
«Ну, зачем я взяла деньги, — корила она себя. — Зачем взяла… И мама еще будет ругать…»
За рамку Ларисе стыдно не было, а вот за деньги…
«И почему, почему так? — думала Лариса. — У всех есть вкусная еда, у всех есть деньги, только у нас нет. Тетя Рива заставляет Семку есть, а он не хочет… Тетя Зина и дядя Коля взрослые, а как вкусно едят… Сережка маленький, а в глаза такого не видит… И почему у всех хорошо и только у нас плохо… И как это стыдно, что мне пять рублей дали… Не надо было брать…»
Ей припомнилось, как выпытывала тетка, что она ела на завтрак. В тот момент Лариса отвечала ей, как есть, ни о чем не думая, а сейчас ей почему-то стало обидно.
Ларисе захотелось вернуться и хорошенько все объяснить тетке, сказать ей, что во всем виноват только отчим, если бы он не пропивал…
Но недолго мучили Ларису все эти невеселые мысли. Был теплый осенний день, солнце так славно выкрасило листья, и Лариса все время посматривала на свой букет, любовалась им. А когда подняла глаза, увидела, что навстречу ей бежит мальчик. Он бежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, надувал щеки и смешно подмигивал Ларисе.
И девочке снова стало радостно. Словно из темного угла она выбежала на светлый простор. И она, как тот мальчик, побежала по тротуару, подпрыгивая и размахивая букетом.
3
— У меня узе нозки болят, хоцу на луцки, — ноет Сережка.
— Ну еще немножко, уже близко, — уговаривает его Лариса.
Сережа делает еще несколько шажков, потом останавливается.
— На лу-цки, — тянет он, и Лариска знает, что теперь уже он ни за что не двинется, хоть ты его на веревке волоки. Она приседает, Сережка взбирается ей на закорки.
— Такой большун, а не хочешь ножками ходить, — выговаривает Лариса. — Глянь, вон маленькая девочка, а идет сама, — показывает она на девчушку с громадным синим бантом на светлой головенке. Девчушка топает рядом с матерью, держась за ее руку.
Но Сережке это как с гуся вода. Он изо всех сил уцепился за шею сестры, и та тащит его на спине.
Немного впереди шагают Семка и Оля. Семка размахивает тонким длинным прутом, выломанным на кладбище.
Бегал за ними на кладбище и Рексик. Овчарки из Рексика почему-то не получилось, он так и остался небольшим лохматым песиком. Поначалу Семка сильно расстраивался: разве ж такая собака нужна пограничникам? Семка даже злился на Рексика, что он его так подвел, оказался не овчаркой, а обыкновенной дворняжкой. Но потом простил Рексику его происхождение, пес со своей стороны был очень благодарен мальчику за такую его доброту, охотно бегал за ним по пятам и при всяком удобном случае пытался лизнуть хозяина в его довольно большой для такого маленького и худенького личика нос.
Сейчас Рексик, как пушистый колобок, вертелся вокруг Семки, то отставал, то забегал вперед и, присев на краю тротуара, дожидался, пока подойдут дети. Но никто не обращал на него внимания, все были полны впечатлениями от того, что недавно видели.
— В тот костел можно залезть, — размахивая прутом, доказывал Семка Оле.
— Ой, что ты, это же страшно! — Олины глаза круглели.
А Ларисе ничуть не страшно. И она сказала бы об этом Семке и Оле, но Сережка мешает ей не только идти, но и говорить. Она и сегодня попыталась бы залезть в этот полуразрушенный костел, если бы не тот же Сережка. Лариса прекрасно знает, как заорал бы он, если б ей вздумалось залезть в костел, оставив его на кладбище. И без того сегодня ей влетит, что и сама куда-то со двора сошла и Сережку с собой потащила. И Лариска на минуту забывает и костел, и кладбище.