Ласковая кобра. Своя и Божья
Шрифт:
Ах, дорогие товарищи, вы ничего не знали? Ни о записке, ни о колебаниях Керенского, ни о его полусогласиях – вы не знали? Какое жалкое вранье! Не выбирают средств для своих целей.
Керенский давно уехал в Ставку и там застрял. Не то он переживает события, не то подготовляет переезд пр-ва в Москву. Зачем? Военные дела наши хуже нельзя (вчера – обход Двинска), однако теперь и военные дела зависят от здешних (которые в состоянии, кажется, безнадежном). Немцы, если придут, то в зависимости от здешнего положения. И все же не раньше весны.
Д. В. от всего отстраняется. Дмитрий весь в мгновенных впечатлениях, линии часто не имеет.
Нужно иметь недюжинные силы, чтобы не пасть духом. Я почти пала. Почти…
Керенский настоял, чтобы пр-во уезжало в Москву. И с «Предпарламентом», который, под именем «Совета Российской Республики», вчера открылся в Мариинском дворце. (Я и не написала, что у нас объявлено: пусть Россия называется республикой. Ну что ж, «пусть называется». Никого «слово» не утешило, ровно ничего не изменило.)
Когда история преломит перспективы, – быть может, кто-нибудь вновь попробует надеть венец героя на Керенского. Но пусть зачтется и мой голос. Я говорю не лично. И я умею смотреть на близкое издали, не увлекаясь. Керенский был тем, чем был в начале революции. И Керенский сейчас – малодушный и несознательный человек; а так как фактически он стоит наверху – то в падении России на дно кровавого рва повинен – он. Он. Пусть это помнят.
Жить становится невмоготу.
Собственно все, даже мелкие течения жизни сейчас важны. Но почему-то, от «революционной привычки», что ли, я впала в тупую скуку. Особенная, атмосферная скука. Душенье.
Это мы еще сохраняли остатки наивности, веря иной раз оповещенным намерениям «власти». Стоит этой власти что-либо пропикать, как знай: именно этого не будет. Просто замнется. С переездом пр-ва в Москву: уже замялось. Хотя я думаю, что Керенский, попробовав почву и видя, что ниоткуда не одобрен, решил пришипиться и удрать молчком – ища ветра в поле! Притом ищи пешком, ибо всякое пассажирское движение проектируется приостановить. Или это тоже вранье и дороги просто сами собой остановятся? Ну, Керенский все-таки удерет, в последнюю минуту.
У Глазберга (крупного дельца) из Вас. Остр., по инициативе М., вкупе с теми интеллигентскими кружками (ныне раздробленными остатками, непристроенными или полупристроенными к пр-ву), что процветали у нас до революции. Ну, и всякого жита по лопате. Цель – посовещаться о «возможности коллективного протеста интеллигенции против большевиков». Больше всех меня поразила Кускова, эта «умная» женщина, отличающаяся какой-то исключительной политической и жизненной индивидуальностью. И знаю я это ее свойство, и каждый раз поражаюсь.
Она говорила длинно-предлинно, и смысл ее речи был тот, что «ничего не нужно», а нужно все продолжать, что интеллигенция делала и делает. Подробно и не без умиления рассказывала
Да где она?! Да когда это все?! Завтра эти «солдатики» в нас из пушек запалят, мы по углам попрячемся, а она – митинги? Я не слепая, я знаю, что от этих пушек никакие и манифесты интеллигентские не спасут, но чувство чести обязывает нас вовремя поднять голос, чтобы знали, на стороне каких мы пушек, когда они будут стрелять друг в друга; отвечать за одни пушки, как за свои. Как за свое дело. А не то что «пусть там разные» Борисы Викторовичи с большевиками как хотят, а мы свою, внутреннюю, мирно-демократическую, возродительную линийку, ниточку будем тащить себе.
И вот все оно и правительство – подобное же. Из этих же интеллигентов-демократов, близоруких на 1 №, без очков.
Я уж потом замолчала. Потом она увидит, скоро. Пушка далеко стреляет.
Дело в том, что многие хотят бороться с большевиками, но никто не хочет защищать Керенского. И пустое место – Временное правительство. Казаки будто бы предложили поддержку под условием освобождения Корнилова. Но это глупо: Керенский уже не имеет власти ничего сделать, даже если б обещал. Если б! А он и слышать ничего не слышит.
Сейчас скучно уже потому, что слишком все видно было заранее.
Скучно и противно до того, что даже страха нет. И нет – нигде – элемента борьбы. Разве лишь у тех горит «вдохновение», кто работает на Германию.
Возмущаться ими – не стоит. Одураченной темнотой – нельзя. Защищать Керенского – нет охоты. Бороться с ордой за свою жизнь – бесполезно. В эту секунду нет стана, в котором надо быть. И я определенно вне этой унизительной… «борьбы». Это пока что не революция и не контрреволюция, это просто – «блевотина войны».
Была сильная стрельба из тяжелых орудий, слышная здесь. Звонят, что будто бы крейсера, пришедшие из Кронштадта (между ними и «Аврора», команду которой Керенский взял для своей охраны в корниловские дни), обстреливали Зимний дворец. Дворец будто бы уже взят. Арестовано ли сидевшее там пр-во – в точности пока неизвестно.
Город до такой степени в руках большевиков, что уже «директория», или нечто вроде, назначена: Ленин, Троцкий – наверно; Верховский и другие – по слухам.