Ласковые имена
Шрифт:
Их споры из-за денег были яростными и полными горечи, в них выливалось все разочарование друг другом. Когда спор начинался, Томми и Тедди хватали первый попавшийся баскетбольный мяч или скейтборд и убегали из дома. По прошествии нескольких лет, когда Эмма и Флэп исчерпали все свои доводы в спорах, даже из-за денег, ее самым отчетливым воспоминанием о жизни в Де-Мойне была одна картина: она сидит на кухне за столом, пытаясь успокоиться и чувствуя вину перед мальчиками, которых видит за окном. Томми часто лежит на траве у дорожки перед домом, отказываясь играть, в напряженном ожидании, когда это кончится и он сможет вернуться домой к своим журналам по научной фантастике и к занятиям минералогией. Тедди, еще более несчастный
Томми, который сам был полон напряжения, мог жить в такой натянутой обстановке. Ему было достаточно улечься на своей койке и читать, не отвечая на вопросы и не откликаясь на просьбы. Но Тедди были нужны руки, которые обнимали бы его, уши, слушающие его. Он хотел, чтобы все, кто жил в доме, нежно любили друг друга. Эмма знала об этом. Жажда любви, переполнявшая ее сына, мучила ее в то время, как ее брак угасал. Томми не испытывал потребности в иллюзиях, а Тедди они были нужны, и все его надежды были на мать.
К счастью для всей семьи, первые пять-шесть лет, когда мальчики были еще очень маленькие, Эмма с Флэпом были счастливы друг с другом. Хотя бы это делало им честь. Какое-то время их совместная жизнь еще обладала некоторой активностью, благодаря которой им удалось перебраться из Хьюстона в Де-Мойн, где Флэп преподавал шесть лет. На шестой год он получил постоянную должность, хотя так и не закончил свою книгу о Шелли. Они купили себе дом и прожили в нем два года, когда Эмма вдруг обнаружила, что хочет соблазнить Сэма Бернса, своего кредитора по закладной. За эти два года что-то пошатнулось. Флэп спокойно начал свою карьеру и столкнулся с неудачей. Он всегда ее ожидал и легко с ней смирился. В обстановке научной жизни она была столь же обычной и удобной, как его комнатные туфли и курительная трубка. Но он ненавидел Эмму за то, что она позволила ей произойти. Именно Эмма должна была требовать от него удачи. Она была обязана подталкивать его, пилить, при необходимости – кусаться. Вместо этого она предоставила его самому себе, хотя и знала, что он предпочтет просто сидеть за книгой, пить кофе и разговаривать о литературе, или, как это позднее у него вошло в привычку, трахать студенток.
Эмма также знала, что ей полагалось делать, но заставлять Флэпа добиваться успеха, а самой при этом воспитывать двух мальчиков было ей не по силам. Жаль конечно, но это вообще было ей не по нутру. Флэп неправильно понял ее с самого начала. Она тоже любила сидеть и читать. Еще она любила петь песни со своими мальчиками и говорить с ними о жизни, пить вино, есть шоколад, выращивать цветы, готовить пять-шесть блюд, которые ей действительно удавались, смотреть кино и телевизор, а временами заниматься любовью, – и все это без какой-либо определенной последовательности. К тому же преуспевающие ученые всегда казались ей противными, а неудачники иногда бывали довольно милыми. Она знала, каким несносным станет Флэп, если добьется успеха, и надеялась на некую середину – положение, которое позволило бы ему оставаться дружелюбным и спокойным и немного склонным к домоседству, чтобы он охотно проводил время с мальчиками, а иногда – и с ней.
Позднее она думала, что книги о Шелли было бы достаточно. Одной книги как раз хватило бы. В собственном мнении он утвердился бы навсегда. Но он слишком долго занимался деталями, продолжал читать, доводил до блеска, в результате так и не дописав последние две главы. Флэп опубликовал три статьи, которых хватило для получения постоянной должности, но на том дело и кончилось. Эмма была слишком горда, чтобы его упрекать, она никогда бы не стала его пилить. Ненавидя ее за гордость, Флэп
– Ты меня забросил, – как-то закричала она в разгар ссоры из-за кондиционера. – Сейчас лето. Почему ты остаешься там целыми днями?
– Это моя работа.
– Какая работа? Какая работа? Лето. Ты мог бы читать здесь.
– Тебе не приходило в голову, какая ты неинтеллектуальная? Ты просто ненавидишь университеты. Ты это замечала?
– Да, мне это известно. По крайней мере, я ненавижу факультеты. Я их терпеть не могу, потому что в них царит скука.
– Какая ты самонадеянная, – Флэп был задет за живое. – Кто же там скучает?
– Каждый преподаватель в этом чертовом университете. Они просто не сознаются. По крайней мере, я же не скрываю, когда мне скучно.
– То есть всегда, – заметил он.
– Не всегда.
– Если бы ты хоть притворялась немного повеселее, ты была бы привлекательнее.
– А зачем мне притворяться?
– Ради мальчиков.
– Заткнись. Я мальчиков вижу не шесть минут в неделю. Когда я с ними, я не скучаю. Они меня ободряют. Если бы тебя это интересовало, они бы и тебя ободрили.
– Моя скука и у моих коллег гораздо культурнее твоей веселости.
– Так и сиди с ней, ученый дерьмовый. Мне не нужно быть культурной в собственной спальне.
На этом месте Флэп ушел. Он замкнулся в своей профессии и стал реже ссориться с женой. Томми, не по годам развитой, одиннадцатилетний начитанный мальчик, заметил это и стал упрекать свою мать в отдалении отца.
– Сколько в тебе злости, – заметил он однажды утром. – Мне кажется, это из-за тебя папа от нас так отошел.
Эмма остановилась и посмотрела на него.
– Как тебе понравится, если я в тебя запущу этим блином?
Но Томми не отступал, по крайней мере, в эти несколько минут.
– Мы с братом тоже здесь живем. И у нас есть право на собственное мнение.
– Я рада, что ты признаешь в нем своего брата. Обычно ты этого не делаешь. Учитывая, как ты относишься к Тедди, у тебя мало оснований рассуждать о чьей-то злости, ты не согласен?
– Ну, это разные вещи, – возразил Томми. Спор его увлекал.
– В чем же разница?
– Тедди слишком мал, чтобы уйти. Ему приходится с этим мириться. А папе – нет.
Эмма улыбнулась.
– Ты настоящий внук своей бабушки. Это меткое замечание. Возможно, мы могли бы договориться. Ты постараешься быть подобрее к Тедди, а я – к папе.
Томми покачал головой.
– Так не пойдет. Этот парень чересчур меня раздражает.
– Тогда ешь свой завтрак и не цепляйся ко мне.
Вначале фигура Сэма и его печальный вид очаровали Эмму. Когда она приходила в банк, его крупное лицо всегда оживлялось. С тех пор, как она активно кого-нибудь желала, прошло столько лет, что ей потребовалось долгое время на то, чтобы распознать свои чувства, а затем – еще восемь месяцев ушло на то, чтобы решиться на какие-то действия в связи с этим. Она встречала его жену, маленькую коренастую болтливую, чрезвычайно занятую собой женщину по имени Дотти, возглавлявшую половину общественных и благотворительных организаций Де-Мойна. Она, казалось, могла уделить Сэму немного своего времени, и в целом была так довольна собой, что Эмма никогда не испытывала угрызений совести, соблазнив ее мужа. Было очевидно, что Дотти не будет сокрушаться, если у нее на несколько часов отнимут Сэма.