Ласковый обманщик
Шрифт:
— Если эти вещи были у твоего отца, — задумчиво произнес Майк, — то больше нет сомнений, что твоя бабушка и есть Макси.
— Да, — с трудом выдавила из себя Саманта. Но ей и не пришлось ничего больше говорить, так как раздался звонок в дверь. Прибыл ужин. Они накрыли его на одном краю стола и начали есть. Они почти не разговаривали. И никак не могли оторвать взгляд от вещей, разложенных на другом краю стола.
Их мысли были о страшной ночи 1928 года, когда, по той или иной причине, молодая женщина, одетая в шелк и бриллианты, вышла невредимой из кровавой бойни и с тех пор исчезла.
— Майк, — начала Саманта, — тебе хочется знать, что случилось в ту ночь? Действительно хочется?
— Да, — ответил он. — Я действительно этого хочу.
— Док утверждает, что Макси родила ребенка от него, однако Эбби говорит, что Макси любила Майкла Рэнсома.
— Я бы сделал ставку на дядю Майкла. Не могу себе представить, чтобы Док мог поделиться с кем-то даже своим семенем.
— Майк! — возмутилась Саманта, шокированная его грубостью. — А может, он действительно ее любил. Может, она была любовницей Дока, но была влюблена в Майкла Рэнсома. В конце концов, может, она любила их обоих!
Майк ничего не ответил. Он глядел на платье, на игру шелка.
— Ты обратила внимание, что на платье пятно?
— Да, — тихо сказала Саманта, глядя к себе в тарелку.
Она обратила внимание на пятно и инстинктивно почувствовала, откуда оно.
Встав из-за стола, Майк взял платье и начал рассматривать его на свет.
— Это ведь кровь, не так ли? Кажется, кто-то пытался его замыть, но ведь кровь смыть нельзя?
— Так много — нет.
— Ты не думала, чья это может быть кровь?
— Если судить по твоим сведениям о той резне, это может быть кровь целого десятка людей.
Майк продолжал смотреть на красное платье, освещенное лампой.
— Док сказал, что Макси была в задней части клуба, когда люди Скальпини открыли огонь, и что она больше не появлялась. Тогда это не может быть кровь дяди Майкла, он так и не покинул танцевальную площадку. Его там и ранили, там он и пролежал, пока врачи не забрали его.
А если судить по рассказу Дока, он почти все время находился в уборной. — Майк взглянул на Саманту. — Я отошлю это Блэр, чтобы она провела анализ. Если нам удастся получить группу крови, ее можно будет сравнить с данными медицинских карточек тех, кто был ранен в ту ночь.
Саманта встала и взяла у него платье.
— Они не будут его резать? — спросила она с грустью в голосе.
Майк хотел было ехидно заметить, что коробка лежала несколько месяцев и ее даже не открыли, что Саманта однажды видела это платье, но не пожелала достать его. А теперь ведет себя как ребенок, у которого хотят отобрать плюшевого медвежонка на благотворительные цели. Но он промолчал.
— Да нет. Они не испортят его. Но я думаю, что его нельзя выпускать из виду, пока мы не запротоколируем все это дело.
— Запротоколируем? Ты имеешь в виду — мы сделаем фотографии? Я могу его подержать. Или можно повесить его на стенку.
— Нет, так не пойдет, — нахмурившись, Майк пытался найти какой-нибудь выход. — Я знаю, как мы поступим. Почему бы тебе его не надеть на себя? Ты возражать не будешь? Похоже, оно тебе будет как раз.
Еще несколько часов назад Саманта не хотела и думать о том, чтобы заглянуть внутрь коробки, не говоря уже о том, чтобы копаться в старых вещах. А теперь? Надеть старинное, окровавленное платье?
Она дотронулась до бретельки лифчика.
— Думаешь, если я надену эту одежду, это поможет тебе в твоем исследовании?
Майку пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы она не видела его улыбки.
— Ты окажешь мне лично огромную услугу, если наденешь это. Всего на несколько минут. Что, если ты пойдешь переоденешься, а я в это время схожу за камерой. Не спеши. Мне придется установить камеру на треногу.
Он еще не успел закончить фразу, как Саманта собрала все со стола в охапку, засунула обратно в шляпную картонку и направилась в спальню.
Там она быстро скинула с себя одежду и надела лифчик и трусики Макси. Прикосновение шелка к ее телу мгновенно преобразило Саманту. Она выпрямилась, подтянула живот и вскинула подбородок, затем немного подвигалась, чтобы насладиться ощущением скользящего по телу шелка. Когда она только прибыла в Нью-Йорк и заперлась одна в отцовской комнате, она слушала его пластинки с записями старых блюзов. Теперь же, стоя в нижнем белье Макси, она начала напевать старые песни Бесси Смит.
Она надела пояс и, поставив ногу на стул, стала медленно натягивать чулок. Когда нога заблестела шелком, вытянула ее, застегивая подвязку. Затем открыла шкаф, передвинула стул, чтобы он стоял против зеркала на дверце, и начала надевать второй чулок, глядя на себя в зеркало. Персикового цвета шелковый лифчик, трусики, шелковые чулки: голые бедра между шелком и шелком.
Интересно, почему все-таки пояс и чулки имеют столь сексуальный вид, думала она, вертясь в разные стороны перед зеркалом и получая удовольствие от увиденного. Колготки, которые затягивают женщину в нейлон от пояса до кончиков пальцев, совершенно не такие сексуальные. В них женщина себя чувствует будто сосиска в оболочке. Но когда ощущаешь голую плоть между шелком чулок и пояса, начинаешь чувствовать себя соблазнительницей, будто ты певица в ночном клубе Гарлема, а красавцы мужчины приходят специально ради того, чтобы послушать тебя.
Она прошла в ванную комнату и принялась внимательно рассматривать себя в зеркале; и тут же пришла к выводу, что ее лицо слишком бесцветно — совсем как у молодых девушек в церкви, а прическа слишком современна, слишком пушиста от всякой химии.
Саманта пустила воду, намочила щетку и пригладила волосы. Но, проведя щеткой единожды, уже не могла остановиться. Сделав слева пробор, она как следует намочила волосы и прижала их к голове, завив локоны возле ушей. А чтобы прическа держалась, сбрызнула их лаком. Взяв самый темный карандаш, ярко накрасила глаза, затем провела жирную линию по бровям, подчеркнув их излом. Губной помадой ей удалось придать верхней губе почти остроугольную форму, как она видела на картинках Клары Боу.