Латинист и его женщины
Шрифт:
А однажды наши влюблённые вот что изобрели: взобрались на высоченную скирду и там среди бела дня, но не видимые никем со стороны земли, по причине некоторого углубления в сене, предавались, мечтаниям, созерцаниям облаков над головой и медленных донских вод, а также — обниманиям и целованиям… В очередной раз Зина убеждалась, что у её жениха всё в порядке по кое-какой части, и в очередной раз этот самый жених отлетал с риском свалиться с большой высоты на грешную землю. И никто их не видел, кроме Господа Бога, ветра да птиц небесных… Скирда стояла на дворе у дяди Вани, и, казалось, ничто не может нарушить счастья Зины и Андрея. Как
— Ничего не пойму, — сказал где-то совсем рядом знакомый голос. — Кто там пищит наверху, смеётся, шушукается? Слышь, Вань, кто там у тебя наверху барахтается в сене?
Зина и Андрей замерли в ужасе: это был отец Андрея, нежданно-негаданно прикативший на своей машине в Рогожкино из Ростова.
Пока дядя Ваня переспрашивал из далёкого сарая: «А?.. Чего надо?.. Где?», а Тихон Степаныч всё пытался узнать, что там за странные звуки он давеча слышал, Зина и Андрей посовещались и приняли мужественное и единственно верное решение: слезть, предстать и повиниться.
Так и сделали: сползли на задницах прямо к изумлённому отцу — взлохмаченные, с сеном в волосах и красные от смущения.
Покаялись и во всём признались.
Тихон Степаныч молча слушал невнятное бормотание и не знал, ругаться ему или смеяться, но тут подоспел его старший брат — дядя Ваня — и самым решительным образом выступил на стороне своих молодых гостей. А там и тётя Оля вмешалась. Так всё смехом и кончилось. И даже больше того: Тихон Степаныч пообещал Зине и Андрею ничего и никому про это не рассказывать. В том числе и своей жене — маме Андрея.
На другой день все трое собрались и отправились в Ростов. По пути заехали к другим деревенским родственникам в хуторе Семибраты — тоже в дельте Дона, но выше по течению.
Навестили.
А там в гостях у своей сестры вдруг нежданно-негаданно оказалась Андрюшина мама — та самая, от которой прежде решили всё утаить. Так все тайны теперь и раскрылись.
Посмеялись, посмеялись да и поехали потом домой в Ростов. Уже вчетвером.
Лето 1977-го года неумолимо приближалось к концу. Наступал новый учебный год, который должен был развести наших влюблённых по разным вузам. Андрей должен был продолжать учение в своём институте, а Зина — в своём университете.
И всё случилось совсем не так. Первого сентября, в день сборов на площади перед Машиностроительным Институтом, Андрей увидел вдруг в числе собравшихся студентов и свою Зину.
— А ты что здесь делаешь? — удивлённо спросил он.
— Не видишь, что ли, — небрежно ответила Зина, — я здесь учусь. Пришла на сборы.
— Как здесь?.. Как учишься?.. Ведь ты ж в университете?..
— Была раньше. А теперь перевелась сюда. И прямо в твою группу.
— Ну ты даёшь! — от восхищения у Андрея аж дух перехватило. — И как же ты это смогла устроить? Ведь это ж совершенно невозможное дело!
— Для моего нового папы, при его-то связях, ничего невозможного нет.
Таким образом проблема многочасовых дневных разлук была решена у них полностью.
Получалась, правда, одна маленькая загвоздка при таком новом раскладе: Зина, вместо профессии математика или программиста, вполне подходящей для женщины, получала теперь специальность очень узкую и мужскую — какие-то там технологии в каких-то там отраслях сельскохозяйственного машиностроения. В те наивные и самодовольные времена не допускалось и мысли, что индустриальные гиганты, понастроенные в Ростове и в его окрестностях, когда-нибудь остановятся и вышвырнут на улицу десятки тысяч безработных. Тогда казалось, что и технологии, и отрасли, и машиностроение, и социализм — будут всегда, ну а раз так, то чего же тогда и беспокоиться? Живи себе и живи в этом вечном геометрическом и плановом раю.
А и в самом-то деле — что ещё нужно молодой женщине для счастья? Чтоб любимый был рядом, чтобы всё было тихо и спокойно. Желательно — по плану и по графику. И чтобы можно было семью создать и род людской продолжить…
Глава 49. ДЕЛО ИДЁТ К СВАДЬБЕ
Род людской. Чтобы его продолжить — многое нужно. Бывали случаи, когда целые человеческие расы, отдельные цивилизации или племена вдруг заходили куда-то совсем не туда в своём развитии и вымирали после этого до последнего человека. То это были гигантопитеки, получившиеся слишком огромного роста, то это были неандертальцы, которые в чём-то опередили остальных людей, а в чём-то наоборот — отстали от них, то в каком-то племени все до одного вдруг стали лилипутами, а то вдруг какой-то народ ударялся в чрезмерную религиозность и приносил слишком много человеческих жертв… Иные впадали в чрезмерную гордыню и от этого вырождались, иные погибали в эпидемиях, а иные, погружаясь всё глубже и глубже в наркоманию и некрофилию, живут ещё и по сей день… Трудная это работа продолжать этот самый род. И немалая это ответственность перед теми, кто был ДО и перед теми, кто будет ПОСЛЕ.
Ещё один год пролетел у наших молодых героев незаметно, как один день. Праздники в установленные дни, встречи, цветы (однажды это были какие-то необыкновенные белые тюльпаны в какую-то необыкновенную крапинку) и свидания. И вот однажды Зинина мама спросила свою дочку: а не пора ли тебе, доченька, замуж? А та всерьёз и не думала об этом прежде. Казалось, молодость будет длиться вечно. Как плановый социализм, который никогда не кончится. Но слова мамы ей запомнились, и вскоре после этого Зина напрямик спросила Андрея: мол, не пора ли нам?.. А тот подумал-подумал и очень просто и мужественно ответил:
— Да, пожалуй, пора бы уже.
Dictum — factum. Или: сказано — сделано. Сложные механизмы включились и заработали. Молодые люди сообщили о своём решении своим родителям. Со стороны родителей невесты реакция была положительная. А вот со стороны жениха — сложная. Отец Андрея обрадовался — он был самого лучшего мнения о вкусе своего сына, и Зина ему очень нравилась. Мать же неожиданно воспротивилась: мальчик ещё не отгулял своё, не нарезвился вволю. Пусть погуляет сначала ещё лет несколько. Но отец стукнул кулаком по столу и решительно заявил: хватит! Нагулялся! И после не очень долгих споров согласилась и мать Андрея.
1978-й год был годом ещё большего ухудшения продовольственного снабжения — медленно умирающий и впадающий в старческий маразм Брежнев тянул за собою в ад и всю страну. Но доблестные директора советских ресторанов — разве же они когда жили на зарплату? И разве же когда покупали продукты в обычных магазинах?
Глава 50. СВАДЬБА
В сентябре 1978-го года свадьбу закатили на славу: сначала был дворец бракосочетаний. А там — торжественные речи и марш Мендельсона. А потом — обязательное для каждой приличной советской свадьбы возложение цветов к памятнику Ленина, а уже затем — ресторан… Музыка, танцы, шампанское, дорогие закуски, подарки, швыряние денег в шапку — всё это пропустим.