Латино-Иерусалимское королевство
Шрифт:
V. Королевская власть
Очевидно, что лишь у немногих средневековых государств конституционная структура так хорошо изучена, как в случае Иерусалимского королевства; однако лишь в немногих королевская власть являлась столь ограниченной, как та, что вырисовывается на страницах «Иерусалимских Ассиз». Это — страна Утопия, о какой только и мог мечтать теоретик самого чистого феодального права, которую мы назвали бы наиболее совершенной парламентской республикой, где королевская власть существует только потому, что феодализм представляет собой пирамиду, несмотря ни на что нуждающуюся в вершине{83}. Мы вправе сомневаться в исключительной точности картины, составленной для нас юристами. Не лишним будет вспомнить сначала то, что представляли собой «Иерусалимские Ассизы».
Традиционная теория, основанная на сочинениях великих авторов XIII в. — Жана д'Ибелена и Филиппа Новарского, выдвигает историю создания этого знаменитого текста: якобы когда франки взяли Иерусалим, то посчитали, что будет невозможным построить жизнеспособное государство,
На самом же деле эта традиция, связанная с Ассизами, кажется недостаточно достоверной. Уже довольно долго спорили по поводу приписывания Готфриду первой редакции «Писем Гроба», но не обратили должного внимания одному тексту Гильома Тирского, который сообщает нам, какова была первая ассиза (status: установление), принятая в Святой Земле: первые поселенцы, обескураженные своей малочисленностью и боясь мусульман, оставили самые опасные земли в надежде вернуться, если Святая Земля станет более спокойным местом. «Из ненависти к тем, кто таким образом сбегал, было перво-наперво постановлено в этих краях, что всякий, кто будет держать землю год и один день, никогда за нее ничего не должен; это потому, что там было много таких, кто из страха и трусости бросали свои владения и сбегали, а затем, когда в стране устанавливался мир, возвращались обратно и желали их вернуть, но по этому закону они уже не имели никаких прав»{85}. Мы полагаем, что это «первое право» было установлено в правление Балдуина I, спустя некоторое время после воцарения крестоносцев.
После серии бедствий, опустошивших Святую Землю (грабежи мусульман, землетрясения, нашествие саранчи и лесных мышей) за четыре года, и вызвавших голод, бароны, прелаты и сам король собрали в 1120 г. в Наблусе так называемый «собор», который станет, скорее, «парламентом». На нем были установлены двадцать пять статей, которые указывали на самое примитивное состояние права. При чтении этих статей обнаруживается, что до сего момента ни одна кутюма не предусматривала наказания за самые привычные преступления и правонарушения: прелюбодеяние, содомию, отношения между франками и местным населением, двоебрачие, воровство{86}. Потребовалось также определить юрисдикцию королевского двора: если барон уличал человека другого барона в воровстве, то должен был не калечить его, а передать в суд королевской курии. Если бы к этому времени уже существовал кодекс, то было бы весьма забавно, что в нем ничего не содержалось по поводу этих преступлений… На самом же деле, вероятней всего, что трибуналы судили тогда скорее на основании «здравого смысла» (то есть исходя из кутюмов той области, откуда был родом судья), а не единообразного права. Слово «ассиза» означало не только «законодательное решение, установленное королем и его людьми» (Гранклод), но и судебный приговор — мы бы назвали это прецедентом{87}. «Ассизы» являются плодом труда юридической активности иерусалимских курий в большей степени, чем законодательного творчества, начатого «а prior».
Но полностью отрицать законотворческую деятельность значило бы противоречить самим текстам. Гильом Тирский предоставил нам один такой пример, и позднее юристы обладали слишком точными воспоминаниями, чтобы мы могли отвергать их свидетельства. На деле именно к ним нужно обращаться, чтобы составить справедливое представление об иерусалимском праве XII в.: отчасти к Филиппу Новарскому, но прежде всего к «Книге короля», компиляции, которую М. Гранклод датировал 1197–1205 гг., но притом обвинял ее в духе слишком благоприятствующем королевской власти, признавая все же объективность этого труда{88}. Можно задаться вопросом, не в нем ли наиболее правдиво отображена монархическая концепция, господствовавшая в Иерусалиме в XII в.: не упразднили ли юристы XIII в. само понятие измены, ограничив смысл этого слова?
Именно понятию измены посвящен первый законодательный текст, который дошел до нас в виде ассизы о владении сроком на один год и день, названной «Установлением Балдуина де Бурка», которая определяет, по каким причинам «верный человек»
Балдуин II определенно столкнулся с глухой оппозицией: его воцарению противодействовали сторонники Евстахия Булонского; известно, что позднее иерусалимскую корону предлагали графу Карлу Фландрскому (1119–1127 гг.): произошло ли это событие в период пленения Балдуина{90}? Но текст «Установлений» свидетельствует, что власть этого государя уже была признана, и по ассизе он получал очень широкие полномочия. Однако юристы XIII в., убежденные приверженцы феодального парламентаризма, обошли вниманием этот закон, который воспроизводится только в «Книге короля».
Множество указаний подтверждает, что власть Иерусалимских королей не находилась под надзором их вассалов в правление Балдуинов. В идеальном государстве Жана д'Ибелена король не является источником права: это баронам принадлежит высшая судебная власть. Но во всех средневековых государствах был принял принцип множественности судей: то, что король был государем-судьей, нисколько не мешало тому, чтобы он уступал вынесение приговора своим людям. Фульхерий Шартрский решительно именовал Иерусалимского короля государем-судьей, и известно, что королю случалось выносить судебное решение по делу, не прибегая к созыву Высшей курии. Усама поведал, что он прибыл к королю Фульку пожаловаться на сеньора Баниаса, который захватил овец у дамаскинцев — от грубого обращения пали ягнята. «Король сказал тогда шести-семи рыцарям: «Ступайте, рассудите его дело». Они вышли из его покоев и совещались до тех пор, пока все не сошлись на одном решении. Тогда они вернулись в помещение, где принимал король, и сказали: «Мы постановили, что властитель Баниаса должен возместить стоимость овец, которых он погубил». Король приказал ему возместить их цену». Эта сцена являлась привычной процедурой любого судилища при сеньориальном дворе, и кажется, что в этом отношении Иерусалимское королевство не выделялось среди прочих королевств какой-либо особой исключительностью. Короля Амори I обвиняли в том, что он принимал «услуги» (с XVII в. станут говорить «взятки») от тех, кто выносил дело на его суд. Однако это никоим образом не свидетельствует о какой-либо самостоятельности Высшей курии{91}.
Вассалы Иерусалимского короля заверяли подписями акты своего государя: не нужно думать, будто это означало то, что король от них зависел. Не забудем, что подписи свидетелей регулярно практиковались в XII в. во Франции, если не капетингскими королями — которые со времен правления Людовика Толстого стали ограничивать этот обычай подписями главных коронных чинов — то, по меньшей мере, всеми крупными вассалами королевства. Эта процедура была гарантией лучшего выполнения договоров. В Иерусалиме этот обычай применялся по другим причинам: «Короли должны умножать, а не уменьшать права короны в своем королевстве (Li rois est tenus de acreistre et de non amermer les droitures de la couronne de son reaume)», сказано в «Книге короля», где также добавляется, что никакая привилегия не имеет силы, если не подтверждена вассалами (и была самое большее пожизненной, действуя при жизни дарителя) и что бароны должны завизировать все дарения, сделанные королем. С помощью этих мер короля принуждали сохранять принадлежащее короне, и эта предосторожность ни в коей мере не наносила ему ущерб{92}.
Теоретически в области законодательства — феодальное право очень заботилось о личной свободе — никакое решение не могло быть принято без участия заинтересованных лиц. Хотя королю удалось навязать «Установления», выгодные короне («Установление» Балдуина II, Ассиза о ленной зависимости), и все же известна одна «Ассиза об уборке улиц», которую в XIII в. считали незаконной, так как она была введена королем без консультаций с баронами и горожанами.
Власть короля была ограниченной, это очевидно: средневековая концепция, особенно в этом сирийском королевстве, где каждый человек был на счету для защиты границ, не допускала личного всевластия. Но привилегии короля были несомненны: вассалы обязались становиться заложниками, чтобы освободить короля, если он попадет в плен к мусульманам или не выплатит свои долги; никто не мог покинуть королевство в течение одного года и одного дня без королевского разрешения; никто не имел права отказать королю в совете, которым любой вассал обязан своему сеньору (отсюда вела свое происхождение Высшая курия); никто не мог продать свой фьеф без согласия короля.