Латино-Иерусалимское королевство
Шрифт:
На начальном этапе колонизации церкви с трудом удавалось заставлять баронов выплачивать десятину, то ли потому, что не в обычае было взимать этот побор на Востоке, то ли потому, что на Западе сеньоры уже привыкли присваивать себе десятинные сборы. В 1101 г. Танкред обещал монахам Мон-Фавора вернуть им несколько десятин — право, которое до этого момента временно сохранялось за рыцарями. Эти десятины взимались с земельных хозяйств, пастбищ, а также и с добычи (так называемая десятина «рыцарства», которую клирикам было сложней всего собирать). Король же отказался от узурпации десятин только на Наблусском соборе в 1120 г.{155}.
По отношению к королевской власти церковь пользовалась силой, которую не стоит недооценивать: король обладал всей полнотой власти только тогда, когда принимал помазание, как это продемонстрировало поведение каноников Гроба Господня перед лицом Генриха Шампанского. Патриарх являлся «духовным сеньором королевства» и претендовал на сюзеренитет над ним. Однако прерогативы клира вовсе не стесняли Иерусалимских королей, которые, как кажется, находились в великолепных отношениях со своим духовенством, за исключением непродолжительных конфликтов с Даимбертом Пизанским и Этьеном Шартрским. Мы не считаем, подобно Додю (для него главными виновниками гибели латинского королевства были клирики), что «церковь злоупотребила
Прежде всего, государь имел право контроля за выборами епископа, начиная с самого патриарха: фактически он лично назначал его из представленных ему канониками Гроба Господня кандидатов. В 1194 г. во время избрания патриарха каноники утвердили в этом сане Эймара Монаха, не узнав мнение Генриха Шампанского, под предлогом, что он не является всего лишь «сеньором королевства» и не прошел коронацию. Придя в ярость, Генрих приказал схватить каноников и пригрозил утопить их за то, что «они намеревались ущемить власть, каковую Иерусалимские короли имели в избрании патриарха». Гильом Тирский в рассказе о своем избрании на кафедру Тира, вакантную уже на протяжении семи месяцев (8 июня 1175 г.) отметил, «что в конце концов все клирики и сам король пришли к согласию, что есть в обычае церкви, и архиепископом сделали архидьякона Гильома». Выборы его предшественника Петра Барселонского (1148–1174 г.) стали предметом конфликта между королем и канониками: архиепископ Фульхерий был возведен в патриаршье достоинство, и король с королевой-матерью Мелизиндой посетил Тир с новым патриархом и суффрагантами Тира (1146 г.). Король поддерживал кандидатуру своего канцлера Рауля, «клирика Господня, прекрасно образованного, но нрава уж слишком мирского (secular)». Фульхерий предпочел архидьякона Тира Иоанна Пизанского и, опасаясь, как бы «король не применил силу», воззвал к Риму. Все же король передал Раулю права регалии в Тире, которыми тот и владел около двух лет. Римская курия сместила Рауля, который все же был прощен своим соотечественником, папой Адрианом IV, англичанином по национальности, и получил епископство Вифлеемское, но чтобы не вступать в конфликт с королем, назначила архиепископом Петра Барселонского, а не Иоанна Пизанского, ставшего кардиналом{157}.
Иерусалимский король, за то время, как кафедра епископа пустовала, являлся хозяином регалии епископства, то есть распоряжался по своему усмотрению его имуществом и доходами, и вел себя так же, как и короли Франции. Он требовал от прелатов и аббатств поставлять в его войска отряды из сержантов: патриарх был обязан присылать 500 бойцов, столько же церковь Гроба Господня, архиепископы Тира, Назарета и Цезареи по 150 каждый, епископы Тивериады и Севастии — 100, епископы Вифлеема и Лидды 200, епископы Сент-Авраама и Сидона — 50, Иосафатское и Сионское аббатства — 150, Мон-Фавор — 100, Оливьер, Тампль и Латин — 50. Таким образом, духовенство занимало свою нишу в феодальной системе, однако положение некоторых епископов в ней было особым: как и во Франции, церковные земли зависели напрямую от короля и в какой-то степени составляли продолжение королевского домена даже внутри бароний. Некоторые из этих земель были настоящими сеньориями, например Назарет (этим городом, как и в случае с Вифлеемом, владел местный прелат), который был обязан поставлять на королевскую службу шесть рыцарей, находился под управлением архиепископского маршала — позднее бальи — и включал в себя, в XIII в., 19 поместий{158}.
В епископской сеньории Лидды, как и в Назарете, были свои собственные «двор, монета и суд». Эта сеньория было создана в 1099 г. и уже около 1102 г. епископ Лидды предстает в окружении группы своих вассалов. Ему же принадлежала Рамла, которую, впрочем, у него скоро отобрали: в 1125 г. в Лидде появляется светский сеньор (поверенный), но около 1238 г. епископ Рожер вновь начинает вести себя как подобает церковному барону: одна их его хартий подписана «всеми канониками моего капитула и моими баронами». Несомненно, его резиденцией являлась укрепленная церковь (которую Саладин повелел разрушить в 1191 г.); он был обязан присылать в королевское войско десять рыцарей (столько же, сколько сеньор д'Ибелен) с 200 сержантов, и свою маленькую армию, «отряд Сен-Жоржа (compagnie de Saint-Georges)», который возглавлял маршал — в 1137 г. им был рыцарь Рено Епископ, племянник епископа Лидды{159}.
Епископ и аббаты Святой Земли часто демонстрировали свою отвагу в сражениях, например, Эвремар Цезарейский, который принял активное участие в битве при Тел Даните (1119 г.) и нес в ней Истинный крест, защищавший королевство (то же самое, что плащ Св. Мартина во французской армии), под ливнем стрел — но ни одна даже не ранила его, хоть он и был без доспехов. Но все они были не только феодальными сеньорами: помимо богослужений, иерусалимское духовенство занималось евангелизацией — особенно среди пленных мусульман{160}, также организовывая встречи с представителями восточных церквей — но прежде всего, помогало паломникам. Главной задачей, стоявшей перед франкским королевством, была защита пилигримов; церковь же старалась обеспечить неимущим паломникам всю необходимую помощь. В 1165 г. Иоанн Вюрцбургский утверждал, что в Иерусалиме госпитальеры в день кормили 2000 бедняков; епископы и аббаты соперничали в благочестивом рвении, наперебой основывая гостеприимные дома: в 1121 г. Иосафатский монастырь построил в Тивериаде госпиталь Св. Юлиана, а в 1159 г. упоминается о существовании госпиталя в Магомерии. Эти приюты представляли собой придаток монастыря, и богатства церкви должно было расходовать на нужды бедняков, пришедших поклониться Святым местам. Также духовенству пришлось отвечать за содержание школ; наконец, орден Св. Лазаря, основанный около 1112 г., занимался тем, что принимал прокаженных (которых было так много в Святой Земле, что в «Книге короля» предусматривалась возможность вспышки заболевания проказой в рядах рыцарей). Вся эта благотворительная работа, которой занималась церковь, вызывала восхищение у христиан Востока.
Моральный облик латинского духовенства Востока оценивали по-разному. «Когда встречаешь на пути такого достойного человека, каким был Гильом Тирский, — писал Додю, — то охотно сосредотачиваешь на нем все свое внимание; стараешься забыть о пороках большинства, ради восторга перед добродетелями немногих». «Большинство клириков, — отвечал Рей, — пользовалось уважением и почетом благодаря своей безупречной и добродетельной жизни». Гильом Тирский заслуживает адресованной ему похвалы: родившись в Палестине около 1130 г., возможно в семье итальянцев, он знал не только французский, но и латинский, греческий, арабский и еврейский языки, завершил свое образование на Западе, откуда вернулся в 1166 г. Став
VIII. Рыцарские ордена
Паломничеству мы обязаны рождением одного из самых примечательных институтов Иерусалимского королевства, чье существование продлилось необычайно долго (разве орден Св. Иоанна Иерусалимского не продолжал крестовый поход в Средиземноморье до того момента, как Бонапарт захватил Мальту?) — военных орденов тамплиеров и госпитальеров.
Орден госпиталя Св. Иоанна Иерусалимского берет начало от странноприимного дома, отстроенного около 1070 г. на территории монастыря Ла Латин, посвященного Св. Иоанну Крестителю; главным его предназначением надолго стали размещение и лечение паломников. После первого крестового похода у магистра этого госпиталя Герарда появилась возможность расширить свое учреждение до значительных размеров. В конце концов он и его товарищи отделились от старого амальфийского монастыря, придатком которого они до сих пор были, и организовали орден госпитальеров, похожий на орден Св. Лазаря, основанный в то же время (1112 г.) и «специализировавшийся» на лечении прокаженных. Новый орден познал стремительный подъем; паломники незамедлительно оценили его пользу, выказывая свою признательность в виде дарений. В конце концов госпитальеры превратились в военный орден: в 1126 г. появляется упоминание о коннетабле Госпиталя. Подражали ли госпитальеры военным орденам Испании, где у них имелись владения, как считает К. Казн, или следовали примеру ордена тамплиеров, когда свершили это преобразование, будучи вынужденными решиться на этот шаг из-за условий, в которых протекало паломничество?{163}
Из рассказов первых паломников видно, какие невероятные опасности подстерегали путников на дорогах в Святой Земле. Повествования Зеавульфа (1103 г.) и аббата Эккехарда (1110–1115 г.) полны упоминаний о грабежах, набегах, засадах и повседневных убийствах. Гильом Тирский рассказывал о мусульманских крестьянах, господствовавших в сельской местности, которые блокировали города в надежде уморить их голодом, убивали или пленяли, чтобы продать в рабство, путешествовавших в одиночестве христиан. Даже в городах разбойники убивали франков в их собственной постели. Но особенно опасной была дорога из Яффы в Иерусалим, проходившая возле Рамлы. Король Балдуин I в прямом смысле выкурил из их логова, как лисиц из норы, и переловил бедуинов, промышлявших разбоем в этом регионе (1100 г.); но египтяне из Аскалона продолжали свои набеги на эти территории; в 1107 г., прознав, что «большая компания христиан пройдет из Яффы в Иерусалим», «турки из Аскалона… устроили засады на дорогах». Со своей стороны, паломники, хоть и захваченные врасплох, не растерялись и отбросили 500 египетских всадников и 1000 пехотинцев, потеряв в бою только троих своих людей. Христиане пытались обезопасить дороги с помощью сети укреплений, которая достигла своего размаха в XIII в., но, кроме Рамлы и Лидды, ни одно из них, лишенное достаточного по численности гарнизона, не смогло оказать отпора мусульманам: Шастель-Арнуль, построенный в 1105 г., был разрушен египтянами в следующем же году{164}. Опасность на дорогах не исчезла и к 1113 г.: русский игумен Даниил, восхищенный церковью в Рамле, отметил, что окружавшая ее местность была пустынной, так как эти земли, пусть и изобиловавшие источниками, облегчавшими стоянки для паломников, все же были непригодны для поселения из-за постоянных налетов аскалонских мусульман. Путь из Иерусалима в Хеврон был не менее опасен, хотя на полдороге между Вифлеемом и Хевроном франки построили крепость (Бейсури, «Пти Магомери»?). Русские паломники хотели посетить Святые места в Галилее: они сочли за удачу отправиться вместе с королем Балдуином, который вел армию на мусульманские территории, ибо дорога была полна превратностей. Уже то, что Даниил с семерыми безоружными спутниками смогли проделать путь из Тивериады в Назарет, избежав нападений сарацин из галилейских деревушек, посчитали почти чудом. Встреченный ими в Кане многочисленный отряд, направлявшийся в Акру, позволил русским паломникам без приключений проделать оставшуюся часть пути{165}.
Гуго де Пейен, рыцарь из Западной Европы, прибывший служить на Восток с тридцатью товарищами, приходившийся родичем графам Шампанским, союзником или другом семье Св. Бернарда (его замок Монтиньи находился неподалеку от Монбара), был поражен таким положением вещей. Спустя три года после своего презда на Святую Землю он объединился с восемью товарищами, главным среди которых являлся Жоффруа де Сент-Омер, «ради паломников, которые просили сопровождать их на дорогах», как писал Михаил Сириец, и чтобы «охранять дороги, по которым ходят пилигримы, от грабителей и разбойников, которые творят там великие злодеяния», по словам переводчика Гильома Тирского{166}. Компаньоны поступили на службу к патриарху, которому поклялись хранить обет целомудрия и послушания, и к королю, разрешившему им «поселиться в крыле дворца, который он устроил в храме Господа Нашего», в Храме Соломона (мечеть Аль-Аксар). Однако они остались мирянами, обыкновенными добровольцами, собравшимися по собственному желанию, чтобы охранять дороги и вести благочестивую жизнь. В 1128 г., спустя восемь лет после того, как они собрались вместе, Гуго де Пейен появился на Западе и попросил у Св. Бернарда составить устав «Воинства Христова» или «Воинства бедных рыцарей Христа»{167}. Собор в Тру а узаконил устав нового религиозного ордена, созданного на принципах ордена Св. Бенедикта, который зижделся на тройном обете — бедности, целомудрия и послушания.