Латино-Иерусалимское королевство
Шрифт:
Но французский король обеспечил Святой Земле и другую подмогу, чьи нравственные качества были гораздо выше. Возвращаясь на Запад (1254 г.), он оставил маленький отряд французов в распоряжении сенешаля Иерусалимского королевства. Во главе этих ста рыцарей и ста сержантов был поставлен шампанский рыцарь Жоффруа де Сержин, который появился в Сирии еще до крестового похода 1248 г.; он стал первым «капитаном над людьми короля Франции (capitaneus super gentem regis Francorum)». В течение крестового похода Жоффруа зарекомендовал себя как преданный вассал и отважный рыцарь. Для французского общества он на добрых десять лет стал «рыцарем без страха и упрека», воплощением рыцарских достоинств{568}.
Во многих прекрасных стихах, помимо «Плача о моем сеньоре Жоффруа де Сержине», поэт Рютбеф вспоминает об этом гордом рыцаре, который представлял Францию в битвах с сарацинами в тот час, когда мамлюки угрожали Иерусалимскому королевству, и не запятнал себя, избежав участия в гражданских войнах.
Маленькая группа рыцарей — Жоффруа де Сержин, Оливье де Терм (который умер в Сирии, 12 августа 1275 г.) и Эрар де Валери представляли французское королевство в Святой Земле{570}. По смерти Жоффруа де Сержина (11 апреля 1269 г.), который так и не увидел родины, командование над «людьми короля Франции» принял Оливье де Терм. Именно он в 1273 г. привел в Сирию 25 рыцарей и 100 арбалетчиков, состоявших на жалованьи у короля Филиппа III; в октябре 1275 г. высадился новый отряд под командованием его преемника Гильома де Руссильона, который вскоре также скончался на Святой Земле (1277). Французский гарнизон, который тогда возглавил Миль де Хайфа, вскоре получил нового командира в лице Эда де Пуалешьена (1286 г.); его, в свою очередь, в 1287 г. сменил Жан де Гральи, предок знаменитого противника Дю Геклена, Капталя де Бюша (1289). Жану де Гральи, также бывшему сенешалем (1272–1278 гг.), суждено было присутствовать на осаде Триполи (1289 г.) и Акры (1291 г.), где его ранили. Вне зависимости от своего размера французский отряд был одной из самых боеспособных частей акрской армии.
Но не один король Франции был заинтересован в обороне Акры: Англия, особенно в правление Эдуарда I, не была в стороне, и швейцарский рыцарь Отто де Грансон командовал отрядом, чье содержание оплачивалось из Лондона. Папство тоже оплачивало наемников на Святой Земле: в 1267 г. патриарху Иерусалимскому, представителю папы римского, удалось удержать на защите Акры пятьдесят рыцарей, прибывших с графом Неверским (Эдом Бургундским) и Эраром де Валери, без сомнения, на шесть месяцев (каждому из них пришлось заплатить 60 ливров, а годовое жалованье рыцаря, согласно этому тексту, приравнивалось 120 ливрам), и на пять месяцев — сорок восемь прочих рыцарей, не считая арбалетчиков. В 1272 г. патриарх привел из-за моря пятьдесят тяжеловооруженных бойцов, состоявших на жалованьи у церкви; на следующий год Жиль де Санти и Пьер д'Амьен прибыли на Святую Землю с семью сотнями арбалетчиков, нанятых на деньги папы и короля Франции. И в тот миг, когда пала Акра, папа Николай IV не пожалел сил, чтобы оказать подобного рода помощь{571}.
Таким образом, помощь Запада, усиленная мелкими крестовыми походами (графа Неверского, Эдуарда Английского, Хайме I Арагонского), — пусть даже общий поход, почти начавшийся в 1270 г. и возобновившийся после собора в 1274 г., так и не состоялся, — была достаточно значительной, и без нее пулены не смогли бы столь долго противостоять натиску мамлюков. Общественное мнение иногда находило эту помощь слишком обременительной: об этом свидетельствует «Диалог крестоносца и снявшего крест», который написал Рютбеф! Но, поэты предавались активной пропаганде в пользу Святой Земли; именно Рютбеф написал «Плач по Заморской земле» и сетовал следующим образом:
«Мессир Жоффруа де Сержин Я невижу здесь никаких Признаков того, Что вам нынче окажут помощь»{572}И много других поэтов в своих «Песнях о крестовом походе» старались подогреть благочестивое рвение рыцарей Запада, которых глубоко разочаровал крестовый поход 1248 г. (Людовик Святой в Тунис уже не привел столь многочисленное войско, какое было с ним в Египте).
Но у этой неоценимой помощи была и своя оборотная сторона. Без Иерусалимского короля не было никакой возможности предоставить ее в распоряжение Высшей курии, раздираемой борьбой нескольких партий: поэтому — хотя в Триполи князь Боэмунд VII по своему усмотрению командовал отрядом, выделенным ему Людовиком Святым — присланные в Сирию войска приходилось отдавать под начало сенешаля королевства (как было в случае с французскими воинами) или патриарха. Естественно, это приводило к тому, что сенешалем выбирали представителя французского короля: Жоффруа де Сержин (1254–1267 (?) гг.), Жан де Гральи (1272–1277 гг.), Эд де Пуалешьен (1277–1286 гг.) поочередно сменили друг друга в этой должности{573}. Таким, образом, один из великих чинов перестал зависеть от Иерусалимской короны и был доверен заморским рыцарям, представителям других государей. Что касается патриарха, то в 1290 г. Николай IV уполномочил его назначать военачальников для армии и христианского флота, прислушиваясь к совету прочих властей (епископа Триполи, сеньора Тира, тогда Акрского бальи, пизанского и венецианского консула, великих магистров орденов,
Запад не только посылал в Сирию субсидии и войска — можно рассматривать тамплиеров, госпитальеров и Тевтонский орден, отныне полностью независимые от короля, как вспомогательные силы Запада, неотлучно присутствовавшие на Востоке, но и свои приказы. В Акре бальи или король теперь стал не более чем «наместником заморских королей», если прибегнуть к выражению, некогда использованному Конрадом Монферратским; сама его корона зависела от них и от папы. Несмотря на протест короля Гуго III Кипрского и вассалов королевства, тяжба между Гуго и его кузиной Марией Антиохийской о владении самим королевством рассматривалась именно в римской курии. С 1249 г. Святой престол взял это дело под свой контроль, и Карл Анжуйский смог захватить Иерусалимский трон в 1277 г. как раз при поддержке Курии. Что же касается прав Высшей курии королевства, то Анжуец даже и не думал их соблюдать. С того момента, как папство лишило Конрадина (Конрада III) его наследственных прав, казалось, что Иерусалимское королевство стало ничейным и его мог присвоить любой желающий… Решения по этому вопросу уже не принимались, как некогда в самом королевстве: теперь спор о передаче престола решался в римской курии и при дворах Западной Европы.
Отныне тесная зависимость королевства от Запада стала свершившимся фактом, и монголы сразу это почувствовали. Их посланники не посещали Акру или Никозию; они прекрасно знали, что решения принимаются не в Сирии и не на Кипре. Поэтому они отправлялись прямо на собор в Лионе, в Рим, в Париж, в Неаполь, в Барселону, в Лондон, иногда даже, когда французских или английских государей не было в их столицах, в Тунис (1270 г.) или Гасконь{575}. Латинское королевство стало слишком слабым, чтобы договариваться в одиночку: за него решение принимали во Франции, в Англии, в Сицилии, в Арагоне или в римской курии. В этом отношении необычайно показательно повествование о путешествии несторианского епископа Барсомы, посланного ханом Аргуном ко дворам Западной Европы. Монгольский прелат, жалуясь на недостаток внимания к его посольству (он побывал в Париже и Лондоне), выразил свои чувства следующим образом: «Те, кто имеет сердце тверже скалы, жаждут завладеть Иерусалимом, а те, кому он принадлежит, не занимаются этим делом»{576}. Подчинение Святой Земли дворам Европы, таким образом, стало неоспоримой реальностью.
Эта зависимость прослеживается даже в мелочах. Со времен завоевания Тира, Акры и Триполи у Фатимидов, иерусалимляне продолжали чеканить в монетных дворах этих городов динары (безанты) и дирхемы старого образца и продолжали воспроизводить монеты египетских халифов в XI и XII вв.: в торговле на Востоке, где не знали иных монет, не признавали денье и прочие деньги из серебра и меди, которые чеканились в королевских монетных дворах{577}.
Папство, правда, довольно поздно заметило скандальный смысл в этом слепом следовании мусульманским монетам: на монетах, чеканившихся в городах Святой Земли, арабские легенды (надписи) без конца повторяли призывы ислама, а дата их выпуска отсчитывалась от хиджры. В самом средоточии христианских земель монетная чеканка напоминала об основании Мухаммедом ислама! Поэтому Иннокентий IV приказал прекратить выпуск подобной монеты и заменить мусульманские надписи на христианские (8 февраля 1253 г.). Отныне — Акра опередила в этом Триполи — на «безанте» по-прежнему красовался призыв на арабском, но с датой выпуска согласно христианскому летосчислению, и призыв этот был обращен к Св. Троице{578}.
Итак, правители Запада стали уделять такое внимание к своим колониям в Святой Земле, что даже регламентировали монетную чеканку… Теперь древнее Иерусалимское королевство оказалось в подчинении у метрополии; оно перестало быть независимым государством — хотя его короли и прежде проявляли заметную почтительность к французской монархии и папству, что видно, например, из писем Амори I к Людовику VII, — и превратилось в настоящую колонию. Иерусалимских баронов ныне возглавляли, помимо их природных вождей, представители западных государств. И если требовалось принять важное решение, те могли сказать свое веское слово. Однако путь, от Святой Земли к побережью Италии был долгим: то, что курьер из Акры добрался до Лондона всего за месяц{579}, считали событием просто невероятным. Требовалось по меньшей мере двадцать дней, чтобы приехать из Святой Земли в Рим. Во время осады Акры в 1291 г. известие о нападении мусульман едва достигло Запада, как город уже пал. Помощь не могла подоспеть вовремя. Кроме того, эту помощь использовали далеко не с той эффективностью, как это могла бы сделать королевская власть, если бы она еще существовала в Святой Земле: папа Григорий IX с сожалением отмечал, что шестьдесят тысяч турских ливров, присланных Людовиком Святым, в конце концов, были пущены в никуда{580}.