Лавандовое поле надежды

Макинтош Фиона

Мари, пожилая хозяйка фермы, овдовела полгода назад. Один из ее сыновей погиб, сражаясь в рядах партизан, а второго – отца Робера – угнали на принудительные работы в Германию. Мать мальчика работала в Виши, приезжала навестить Робера раз в полтора месяца; ee сестра помогала ухаживать за племянником.

– Лучше бы тебе уйти до воскресенья, а то Джульетта приедет. Она не очень-то умеет хранить секреты, – предупредила Мари однажды, сидя вместе с Люком и Робером во дворе перед домом.

Люк брился, с трудом разглядывая

себя в маленьком зеркальце. Он покосился на Робера, крутящегося вокруг ослика. Мари перехватила этот взгляд.

– Тут тебе бояться нечего, – заверила она. – Малыш куда ответственней своей тетки. Вдобавок она ищет мужа, а ты ей идеально подойдешь. Как вцепится, ты уж к своей Лизетте не вернешься.

Люк потрясенно уставился на Мари.

Робер расхохотался, глядя на его обескураженную мину.

– Вы разговариваете во сне, месье Люк.

Люк улыбнулся. Робер, напросившись помогать, с превеликим старанием вымазал щеки Люка пеной и с превеликим интересом смотрел, как тот скребет щетину старой затупившейся бритвой.

– Давно не видел, как мужчины бреются… – вздохнула старуха. – Ему нужен отец.

Люк взял ее за руку. На ладони кожа у Мари была огрубевшей и толстой, но с тыльной стороны – истончившейся, точно пергамент. Костяшки пальцев распухшие, изуродованные артритом. Он поднес скрюченную руку к влажной щеке.

– Он скоро вернется, Мари. Вот проклятая война закончится, и ваша семья снова будет вместе. Берегите себя и Робера, продержитесь еще немного.

Она посмотрела на его отражение в зеркале.

– Лизетта, верно, уж по тебе истосковалась.

Люк накрыл руку старухи своей.

– Не знаю.

– Что ж, ступай к ней и выясни. – Мари хмыкнула. – За женщинами надо ухаживать, Люк… даже во время войны.

Он вздохнул и посмотрел на каменный дом с черной черепицей и симметричными окнами. Краска на рамах облезла, деревянная дверь покосилась. Мари права. Пора уходить. Он будет скучать по этому маленькому раю: здесь он был в безопасности, получил возможность исцелиться… и не только физически.

– Эх, пора уходить, да вот не хочется…

– Знаю. Но ты еще вернешься, я уверена.

Люк кивнул.

– Робер поймет?

– Вы с мальчиком очень сблизились. Дети – крепкие существа. Не переживай из-за него.

Робер оставил в покое ослика, которого звали Бернаром, и подбежал к Люку. Раздетый до пояса, тот вытирал с лица последние хлопья пены. Робер притащил ему одну из отцовских рубашек, а Мари начистила Люку ботинки и выбила пыль из штанов.

Взяв у Люка полотенце, Робер гордо показал на рубашку, что висела рядом на яблоне.

– Папа возражать не станет.

Люк благодарно взглянул на Мари.

– Когда-нибудь я отплачу вам за доброту.

Старушка шикнула на него.

– Мы все делаем кто что может. Робер давно гадал, что это у тебя за мешочек на шее. Скажу честно, мне тоже любопытно,

но я запретила ему приставать к тебе. Это от Лизетты?

Люк покачал головой.

– Бабушка дала. Она верила, что лаванда – волшебный цветок. – Глаза у Робера округлились. – Сказала, если я всегда буду носить мешочек с семенами, это меня защитит.

Мари усмехнулась:

– Бабушкам всегда видней.

– Разумеется. Не стану спорить.

Люк, морщась от боли, надел чистую рубаху. Придя в сознание после контузии, он нащупал на затылке шишку размером с кулак, а со спины все еще не сошли синяки. Повезло, что все кости целы. Голова перестала болеть, а солнечный свет больше не резал глаза.

Люк медленно застегнул рубаху. Повисшее в воздухе напряжение раздирало ему душу. Робер ужасно огорчился, что он уходит, да и Мари, несмотря на храбрую улыбку и мудрые слова, тоже будет по нему скучать.

– Как жаль, что вы уходите, месье Люк, – грустно сказал Робер и виновато покосился на бабушку.

Люк сглотнул и присел на корточки перед мальчуганом.

– Обещаю, что непременно вернусь. У меня тут возникла одна идея… Найдется у вас иголка с ниткой?

– Зачем тебе? – удивилась Мари.

– Увидите.

– Погоди, сейчас принесу.

Скоро она вернулась и протянула Люку иголку.

– Смотри, – велел Люк мальчику, воткнул иголку себе в большой палец и выдавил капельку крови, темную и блестящую. – Можешь сделать то же самое?

Робер испуганно заморгал, но потом взял иголку и храбро кивнул.

– Это называется – клятва на крови. Ее нарушать нельзя.

Эти слова мгновенно придали мальчику мужества. Он ткнул в палец иголкой и тихо ойкнул.

– Ты очень храбрый, Робер, – похвалил Люк. – Теперь сдави, вот как я.

Робер повиновался. На пальце появилась такая же капелька крови, как и у Люка.

– А что теперь? – спросил мальчик.

– Теперь прижмем пальцы друг к другу, вот так, – пояснил Люк, подмигивая Мари и поднося ладонь к ручонке Робера. – Отлично. Надо, чтобы наша кровь смешалась.

Робер завороженно глядел на него.

– А зачем?

– Теперь мы с тобой – кровные братья. Такие узы нерушимы.

Мальчик пристально рассматривал алое пятнышко на пальце.

– Месье Люк, у нас одна кровь.

Люк кивнул.

– Я, Лукас Равенсбург, известный также как Люк Боне, торжественно обещаю вернуться.

Мари ласково коснулась его плеча.

– Люк, женщине нужна любовь. Не мешкай, ступай к ней. А как женишься, привози ее сюда.

Люк обнял их обоих и, упаковав в заплечный мешок немного припасов, двинулся в путь. Прощаясь с Робером и Мари, он подумал вдруг, что за последние несколько лет вся его жизнь только и состоит что из разлук. Но сюда он обязательно вернется. Люк обещал себе это, а заплаканный шестилетка посылал ему воздушные поцелуи и кричал: