Лавина (сборник)
Шрифт:
Надька вернулась домой. Легла. И провалилась в пропасть депрессии. Ярость — это эмоция, активное состояние. А здесь — все отключено, жить неохота. Надька вспомнила детство без мамы, ее звериную тоску по матери. Вспомнила Гюнтера, который выкинул ее на улицу — одну, в чужой стране, без единой копейки. Всплыло в памяти, как бездомная села в поезд — ей было все равно, куда ехать. Напротив расположились два голубых парня. Они сошли на станции, взяли с собой Надьку, а потом не знали, как от нее отделаться. И Жан-Мари не знал,
Надька осознала, что всем она только мешает и, если она умрет, все легко вздохнут. Кроме детей, естественно. Детей придется оставить на Ксению. Они понесут в будущее ее гены, так что Надька не канет окончательно. Стала размышлять: как легче уйти из жизни? Отравиться снотворным, например, не больно и не страшно. Заснешь — и привет. Однако за снотворным надо идти в аптеку. А вставать и идти не хотелось. Не было сил передвигать ноги и произносить слова. А главное — глядеть на людей. Сплошные рыла.
Лука, воспользовавшись неподвижностью, стал ползать по Надьке, роняя прозрачные слюни ей на лицо. Это было влажное прикосновение ангела. Живая вода.
— Вам надо уехать куда-нибудь, — сказала домработница Таня. — Сменить обстановку. Поменять картинку перед глазами…
Таня не могла смотреть, как Надька лежит и ничего не ест. У Тани сердце разрывалось от сострадания. Единственная сострадающая душа.
Надька зацепилась мыслью за Танины слова. Действительно, у нее есть два пути: первый — отравиться и умереть. Сделать Светлане подарочек. Они с Андреем выпьют коньячку за помин души, а потом лягут в постель. Займутся любовью — медленно и печально.
Второй путь: поехать в Париж, погулять по городу, развеяться. Посидеть с Кариной в кафе. Заглянуть в брачное агентство, может, там завалялся богатый француз. Можно и бедный.
Единственное усилие — поднять себя с кровати. Оформить визу и купить билет. В Париже тоже рыла, но хотя бы французские.
В Париже Надьку приютила Карина. У нее в центре была крошечная квартирка — студио. Специально для приезжих гостей. Карина не любила тащить гостей в свою семью. Семья — это алтарь, в котором не должно быть посторонних.
Карина вытащила из холодильника вино и орешки. Это называется «развлекать глотку».
Надька поведала о своей жизни. Ничего не скрыла. Выложила всю правду, иначе какой смысл в беседе.
— А ты его любишь? — спросила Карина.
— Кого? Ребенка или Андрея?
— Андрея, естественно…
Надька мрачно смотрела перед собой, будто вглядывалась в перспективу.
— Ужасно… — проговорила она. — Это мужчина моей жизни. Я хочу быть с ним на моих условиях. Я хочу замуж.
— А если бы он был водопроводчик, ты бы пошла за него?
— Пошла бы… — убежденно подтвердила Надька.
Она не могла представить Андрея без себя и себя без Андрея.
Карина испытала легкую зависть. Ей тоже захотелось безоглядного чувства, несмотря на стабильность и благополучие своей жизни.
Одно из любимых занятий — пробежаться по магазинам.
Подарки Надька покупала в «Тати» — это был уровень ярмарки «Коньково». Себе — в «Галери Лафайет», здесь можно было найти что-то вполне качественное и недорогое. Дешевле, чем в фирменных магазинах, где дерут втридорога только за имя. Однако в фирменные магазины Надька тоже заходила — просто поглазеть. Ухоженные продавщицы улыбались Надьке радостно и приветливо, будто ждали ее с самого утра.
Надька зашла в магазин «Балли» и высмотрела там Левку Рубинчика. Он покупал женскую сумку, похожую на огромный кисет. Кожа, тонкая как шелк, стягивалась на кожаных шнурках. Это была последняя мода сезона.
— Жену одеваешь? — спросила Надька, подходя.
Левка обернулся. Его брови вздрогнули и полезли на лоб.
— Смешно… Мы находим друг друга в магазинах.
— Место встречи изменить нельзя.
— Можно, — возразил Лева. — Если хочешь повидать русских, надо идти в «Тати». Французы туда не ходят.
— Мне не нужны здесь русские. Через неделю я вернусь в Москву, там их навалом.
Зашли в кафе. Заказали луковый суп. Хотелось горячего.
Лева рассказал, что живет по-прежнему в Германии. Жена до сих пор в Москве. Здесь, в Париже, у него бизнес — картинная галерея, совместно с Жан-Мари. Вывозить картины стало труднее. Русские свирепствуют на таможне. Законы не работают, только деньги. Нация испортилась.
— Жан-Мари играет? — спросила Надька.
— Все как было. Хоть и игрок, но мозги на месте. Не голова, а компьютер.
— Жена вернулась? — спросила Надька.
— Не знаю. Я ему личных вопросов не задаю. На Западе это не принято.
— А меня он помнит? — спросила Надька.
— Наверное. Он же не склеротик.
Официант принес суп в горшочках. Некоторое время они ели молча.
— Я ужасно рад, что встретил тебя, — признался Левка. — Мне тебя Бог послал.
— Зачем? — Надька заподозрила просьбу, и просьба последовала:
— Передай моей жене деньги. На нее наехали. Надо срочно переправить деньги в Москву.
— Много?
— Сто пятьдесят тысяч.
— Чего?
— Что за вопрос…
— Нормальный вопрос. В Париже франки, в Германии марки.
— Кому нужны франки в Москве? Доллары. Я положу их в эту сумку. — Левка указал глазами на коробку. — А ты передай моей жене. Тебе не сложно?
— Только ты меня проводи, — велела Надька. — Проблемы возникают на выезде.
— Не волнуйся. У меня все здесь схвачено. Я не первый раз переправляю деньги.