Лавина (сборник)
Шрифт:
— Вам, правда, не жалко?
— Правда. Я вечером посмотрю в лучшем составе.
— Тогда спасибо, — поблагодарила я, обнаруживая радость одними глазами, как собака.
Мы улыбнулись друг другу и разошлись довольные: я тем, что пойду в театр, а она тем, что не пойдет.
Есть зрители неблагодарные: им что ни покажи — все плохо. Я — благодарный зритель. Мне что ни покажи — все хорошо.
Мои реакции совпадают с реакцией зала — просто они ярче проявлены. Если в зале призадумываются —
Мне все сегодня нравится безоговорочно: пьеса, которая ни про что, артисты, которые изо всех сил стараются играть не хуже основного состава. Может быть, у них в зале знакомые или родственники, и они стараются для них.
Мой сосед справа похож на молодого Ива Монтана — тот современный тип внешности, о котором можно сказать: «уродливый красавец» или «красивый урод». Он не особенно удачно задуман природой, но точно и тщательно выполнен: точная форма головы, вытянутая шея, вытянутые пальцы, вытянутая спина. Все вытянуто ровно на столько, на сколько положено, ни сантиметра лишнего. Хорошо бы он на мне женился.
Спектакль окончился традиционно. Зло было наказано, а справедливость восторжествовала. Так должны заканчиваться все спектакли, все книги и все жизни. Необходимая традиционность.
Я не люблю выходить из театра, не люблю антрактов — вообще мне не нравится быть на людях. На людях хорошо себя чувствуют начинающие знаменитости — все на них оглядываются и подталкивают друг друга локтями. А когда ты идешь и тебя никто не замечает, появляется ощущение, что ты не обязательна. И вообще не обязательна.
— Девушка, извините, пожалуйста… — Кто-то меня все-таки заметил. Я обернулась и увидела Ива Монтана. «Сейчас спросит, где Третьяковская галерея», — догадалась я.
— Где вы взяли ваш билет? — спросил Ив Монтан.
— Мне его подарили.
— Кто?
— Блондинка. — Я хотела добавить «красивая», но передумала.
— Она еще что-нибудь говорила?
— Да. Она сказала, что посмотрит спектакль в лучшем составе.
Что ж, может быть, блондинка не любит уродливых красавцев, а предпочитает красивых красавцев или уродливых уродов. Чистота стиля.
Мы вышли на улицу. Весь июль и первую половину августа шли дожди. А так как природа все уравновешивает, то на вторую половину пришлась вся жара, причитающаяся лету. Было так душно, что плавился асфальт.
— А как отсюда добраться до Третьяковки? — поинтересовался Ив Монтан.
«Наконец-то дождалась», — с удовлетворением думала я.
— Вы приезжий?
Все, кто приезжает в Москву из других городов, сейчас же бегут в Большой театр или в Третьяковскую галерею, даже если это им совершенно неинтересно.
— Приезжий, — сознался Ив Монтан.
— Откуда?
Я думала, он скажет «из Парижа».
— Из Средней Азии, — сказал Ив Монтан.
— А зачем вам Третьяковка? Вы любите живопись?
— Нет. Я хожу смотреть туда одну картину, «Христос в пустыне».
— Крамской, — вспомнила я.
— Наверное. Там Христос сидит на камне, а я перед ним на диванчике. В такой же позе. Посидим вместе час-другой, начинаем думать об одном и том же.
— О чем?
— Так. О себе, о других.
— А о ком вы думаете лучше — о себе или о других?
— Конечно, о себе. Вам в какую сторону?
— Мне все равно, — сказала я. Мне действительно было совершенно безразлично.
Мы смешались с толпой и пошли в непонятном для себя направлении. Может быть, у Ива Монтана тоже было развито стадное чувство.
— Нравится вам Москва?
Этот вопрос обязательно задают иностранцам, а иностранцы обязательно отвечают, что больше всего им понравились простые люди.
— Город — это прежде всего люди, — ответил Ив Монтан. Он держался как иностранец на Центральном телевидении. — Я люблю тех, кто меня любит. В Москве меня не любят. Поэтому мне больше нравится Киев.
— Мещанский город! — высокомерно сказала я.
В Киеве живет моя родственница — настоящая мещанка. Когда я приезжала к ней на каникулы — заставляла меня наряжаться на базар.
— Мещане в свое время умели жить медленно и внимательно, — сказал Ив Монтан. — Сейчас этого не умеют. Все торопятся. А зачем?
— Чтобы успеть на свой поезд. В долгую счастливую жизнь.
— Когда торопишься, быстро устаешь. А чтобы жить долго, надо совсем другое.
— Что же надо?
— Заниматься спортом. Плавать.
— И все? — разочарованно спросила я.
— Вам мало?
— Конечно. Кроме спорта, существуют наука, искусство, политика…
— Спорт — это и наука, и искусство, и политика. В борьбе побеждает сильнейший, в беге быстрейший. Красиво дерутся, красиво бегут. Судят беспристрастные судьи. Выигранное соревнование — это мгновение плюс жизнь.
— А я физкультурную форму всегда забывала, — с сожалением вспомнила я.
— А чем вы занимаетесь? — спросил Ив Монтан.
— Ничем. Я себя не нашла.
— Зачем вам себя искать? Вы уже есть.
— Думаете, этого достаточно?
— Вполне достаточно: умная, молодая, красивая…
— Умная и молодая — правильно, — подтвердила я. — Но не красивая. У меня психология не та.
— Непонятно.
— У красивых одна психология, а у некрасивых другая, — объяснила я. У меня та, которая у некрасивых.