Лавина

Самохин ходил из угла в угол, стараясь не смотреть в окно. И все же он отчетливо представлял, что происходило сейчас на единственной улочке поселка, еще не имевшего названия. Два года назад чья-то рука вывела на карте слово «Строительство». Так называли тогда рабочие и инженеры, жители райцентра и оленьи пастухи, случайно заходившие в отдаленную от

жилых мест лощину, десяток утепленных палаток на правом берегу Тулвы. Время шло. Бревенчатые дома теснили потемневшие палатки. За ними растянулись вдоль дороги строения подсобного хозяйства – скотный двор, конюшня, свинарник, парники. Ниже по течению Тулвы серое здание гидроэлектростанции перекрыло кипящую на камнях речку. Образовалось продолговатое озерко-запруда. За плотиной высился копер шахты с венчающей его красной звездой. От шахты к горбатому строению рудоразборки тянулись тросы подвесной железной дороги с готовыми начать свой бесконечный путь серыми вагонетками. С противоположного конца лощины из-за округлого утеса плавно выскальзывала серая лента шоссе и, разрезав поселок надвое, сворачивалась в кольцо у шахты... А на карте так и осталось – «Строительство».

Два года с лишком Самохин жил, не замечая дней, недель, даже месяцев. Календарь у него был свой, особый. Время измерялось здесь построенными домами, километрами проложенного в горах шоссе, готовностью объектов к сдаче в эксплуатацию. И теперь, когда осталось оборвать последний листок этого своеобразного календаря – разрезать ленточку у входа на обогатительную фабрику и пригласить рабочих пройти в цеха, над комбинатом нависла угроза; нависла не в переносном смысле, а в прямом. Она затаилась где-то на невидимом в метели склоне Кекура с выделяющимися над снежным покровом крупными валунами и низкорослыми северными березками.

Три дня бесновалась метель, сковавшая жизнь затерянного в горной глуши поселка. На четвертые сутки пришла телефонограмма:

«Обратите самое серьезное внимание угрозу схода лавины. Организуйте круглосуточное наблюдение снежным покровом склона Кекура. Крестовников».

Крестовников!..

Впервые Самохин услышал о нем три года назад, на ответственном заседании.

...Уже несколько человек высказались за утверждение проекта комбината, когда председатель объявил:

– Слово имеет кандидат географических наук Олег Михайлович Крестовников.

К столу подошел худощавый мужчина лет тридцати, поправил тонкими пальцами очки.

Уже первые фразы его заставили Самохина насторожиться.

Крестовников утверждал, что комбинат и поселок намечено построить на лавиноопасном участке, настаивал, чтобы почти утвержденный проект вернули на доработку. Завязался спор.

Самохин яростно дрался за свое детище. Он запасся записями бесед со старожилами района. Никто из них не слышал о лавинах в теснине Тулвы. Привез он фотографии склона Кекура, поросшего низкорослой березой. Могла ли сойти здесь лавина и не оставить разрушительных следов в зарослях березняка? Но главный довод Самохина был таков: анализ геологической карты местности показал, что в районе Тулвы нет другого выхода руды, пригодного к разработке и транспортировке. Шахту можно было строить только здесь.

Когда Крестовников начал говорить, Самохин был уверен в своей победе, но постепенно эта уверенность стала таять под веским аргументом: отсутствие сведений о сходе лавин на склоне Кекура, считал Крестовников, не может служить доказательством безопасности площадки, выбранной для будущего комбината. Свои доводы Крестовников подкрепил примерами, когда лавины в Австрии и Швейцарии обрушивались после полувекового перерыва и наносили огромный ущерб не только поселкам, но даже городам.

– Я прошу комиссию отнестись к моему предупреждению с должной серьезностью, – настаивал Крестовников. – Геоморфологические и геоботанические признаки, о которых я вам доложил, свидетельствуют, что на склоне Кекура имеются возможности для образования катастрофической лавины. Еще раз напоминаю, что пологий внизу склон горы выше переходит в кручу и дальше – в скальную гряду, где в метельные годы толщина снежного покрова значительно возрастает. В особо благоприятную для образования

лавин зиму оторвавшийся крупный карниз может привести в движение снег на склоне. Основная масса его обрушится на площадку, где изыскатели предлагают построить комбинат. Крупный знаток альпийских лавин Матиас Здарский писал: «Невинный на вид белый снег – это не волк в овечьей шкуре, а тигр в шкуре ягненка». Ссылаясь на опыт Здарского, известный специалист Вальтер Фляйг предостерегает тех, кто ошибочно считает себя в безопасности потому, что в этой местности не наблюдалось схода лавин. Продолжая и развивая мысли Вальтера Фляйга применительно к нашим условиям, профессор Тушинский пишет: «Нередко перерывы в падении лавин вводят в заблуждение недостаточно опытных изыскателей и строителей, которые на основании расспросов жителей, недавно поселившихся в районе изысканий, делают поспешный вывод, что поскольку... катастроф здесь не было, то лавины опасаться нечего». На этом разрешите закончить мое сообщение.

Крестовников настоял на своем. Проект был переделан. Обогатительную фабрику и поселок вместе со вспомогательными мастерскими и складами отнесли в сторону от шахты и гидроэлектростанции. Объем работ значительно возрос. Удлинились и сроки пуска объектов.

И без того нелегкая задача – построить комбинат в горной глуши – намного усложнилась. Самохин дрался за рабочих, за каждый вагон строительных материалов, выжимал из суток часы, из недель сутки. Ему удалось сократить срок пуска предприятия больше чем на два месяца. И теперь, когда прибыли рабочие, завербованные в центральных областях страны, когда вот-вот должна была пойти на-гора руда, разбушевавшаяся метель остановила жизнь в поселке, замела снежными увалами дорогу в райцентр.

И снова напомнил о себе Крестовников. Оказалось, что он все время следил издалека, из Москвы, за склоном Кекура. И вот на столе лежит телефонограмма, короткая и требовательная, как приказ. Раздался звонок телефона, и Самохин вышел в приемную.

– Что нового?

Секретарша Анна Павловна торопливо раскрыла папку с надписью: «К докладу».

– «Звонил прораб Мартынов, – читала она. – Снег продавил крышу склада...»

– Что еще?

– «Вербованные требуют, чтобы их обеспечили валенками и ватниками, иначе они не выйдут на наружные работы... Трактор повалил угол забора...»

– А как райцентр? – спросил Самохин вне всякой связи с услышанным. – Молчит?

– Да кто же в такую погоду исправит линию? Положение осложнялось с каждым часом. Хуже всего, что никто не мог определить, насколько велика нависшая над комбинатом угроза. После телефонограммы Крестовникова прошло почти двое суток. Почти двое суток поселок жил без связи с райцентром, областью. Продавленная снегом крыша, требования вербованных... Все это не ново. Аварии случались и прежде, как и недоразумения с новичками. Но лавина! Возможно, правда, что все это лишь страхи кабинетного ученого!

Как на грех, и надежды на восстановление связи с районом никакой.

Каждый из телефонных столбов, поднимающихся на каменную гряду и осторожно спускающихся к поселку, связисты устанавливали по-особому. Один вбили в щель и зажали камнями, другой стоял в сколоченной из бревен загородке, заваленной валунами, третий заклинили между обломками скалы. Для местности, где господствовал серый камень, слегка припорошенный наносной почвой, не годились умные, проверенные десятилетиями наставления по службе связи. В штормовые ветры столбы не выдерживали, ломались. А кто сможет пробраться к ним сейчас? Как подвезти бревна, установить их, навесить провода? Да тут и в нормальных-то условиях труд связиста – подвиг!..

Самохин увидел сидящую в напряженной позе Анну Павловну.

– В восемнадцать ноль-ноль соберите аварийный штаб, – распорядился он. – Вызовите ответственных за участки.

И, вернувшись в кабинет, снова зашагал по диагонали: восемь шагов – поворот, восемь шагов – поворот.

Управление комбината походило на штаб воинской части перед боем. В приемную входили и выходили запорошенные снегом люди, о чем-то спорили. Кто-то пристроился у столика с графином воды и торопливо строчил докладную. В углу на полушубке спали дежурный тракторист и связист.