Лавина

Кубанский Георгий Владимирович

Из кабинета Самохина выглянула Анна Павловна.

– Потише, пожалуйста, – сказала она, – идет совещание, – и, окинув приемную строгим взглядом, закрыла за собой дверь.

– Итак, прошу доложить, что делается на участках. – Самохин внимательно оглядел всех собравшихся.

– Продолжаем крепежные работы, – поднялся начальник шахты. – Откачиваем воду с нижнего горизонта. Копер шахты и рудоразборку укрепили откосами. Со стороны горы они прикрыты каменным валом. На подземных работах настроение бодрое. Наверху – похуже. За последние сутки были случаи недисциплинированности.

–

У шахтеров? – насторожился Самохин.

– Люди разные. Из поселка на работу и с работы им приходится пробираться больше километра чуть не по пояс в снегу...

– Я приказал, чтобы дорогу к шахте и электростанции пробивал трактор, – недовольно напомнил Самохин.

– Если б не трактор! – воскликнул начальник шахты. – Сугробы наметает за ночь... Есть места, где и трактор с трудом пробивается через них.

– Виноват в снижении дисциплины... снег. – Самохин неодобрительно покачал головой и обернулся к главному инженеру. – Слушаю вас, Николай Федорович.

– ...Для меня ясно одно. – Николай Федорович глубоко вздохнул. – Надо продолжать строить противолавинные сооружения. Но прикрыть весь комбинат, весь поселок от массы снега, несущегося с огромной скоростью и ударной силой, – дело безнадежное. На это у нас не хватит ни сил, ни времени, ни материалов. Поэтому следует прежде всего подумать о людях. Их около девятисот человек.

– Что вы предлагаете?

– Что я могу предложить? – Николай Федорович помолчал. – Всю жизнь я проработал на шахтах Караганды. О противолавинных сооружениях имею крайне слабое представление. Насколько эффективны будут наши защитные валы? Точных расчетов мы не имеем. Не знаем и возможной силы удара лавины. Поэтому я и считаю: главное – позаботиться о людях.

– Как позаботиться? – жестко спросил Самохин.

– Надо поразмыслить. – Николай Федорович уклонился от прямого ответа.

Но все его поняли. Понял и Самохин: эвакуация. Еще утром директор обогатительной фабрики предложил подготовить стоявший в стороне от поселка склад, на случай, если придется укрыть от лавины людей.

Итак, было два выхода: либо готовиться встретить удар лавины неизвестно какой силы и на каком участке, либо эвакуировать население поселка, оставив в нем лишь аварийные группы.

Поднялась секретарь парткома Фетисова, потеребила угол косынки:

– Детей из поселка надо вывезти немедленно.

– Куда вывезти? – спросил Самохин. – Об этом вы подумали?

– Подумала, – твердо ответила Фетисова. – В дом дорожной дистанции. В нем можно разместить ребят. На несколько дней.

– А дорога? – напомнил Самохин и оглянулся в поисках поддержки. – Вы видели дорогу?

– Можно промять колею тягачами. – Фетисова настойчиво смотрела на начальника комбината и, словно подсказывая ему ответ, повторила: – Можно.

– Посылал я тягач в том направлении, – устало произнес Самохин. – На первом же километре он застрял в сугробах. – Он поднялся. – На этом мы закончим. Решение я приму утром. Сейчас в темноте все равно ничего сделать нельзя. – Самохин перехватил укоризненный взгляд Фетисовой и с подчеркнутым спокойствием произнес: – Попрошу всех разойтись по участкам.

К шести утра представите мне сводки о ходе работ.

...Самохин принадлежал к породе людей, выращенных первыми пятилетками. За плечами у него осталась нелегкая жизнь: завод, учеба – сперва на рабфаке, затем на заочном отделении института. Самохин никогда не был так называемым молодым специалистом, диплом он получил, уже будучи заместителем начальника цеха. Окончив институт, стал изыскателем, втянулся в новое для него дело. Поиски медных руд занимали все его время, помыслы. Искал он упорно, год за годом, забывая о личной жизни. Жену и дочь ему приходилось видеть лишь по три-четыре месяца в году.

Пока Самохин искал богатые залежи, техника добычи ископаемых выросла. Был разработан план добычи меди из залежей Приполярной области, считавшихся прежде нерентабельными. Кто-то вспомнил о заводском опыте Самохина, и его назначили начальником комбината. Но едва у подножия Кекура разбили палаточный лагерь, как пришло известие о смерти жены.

Впервые в жизни Самохин оставил работу, когда, казалось, невозможно было оторваться от площадки с новенькими палатками.

За несколько часов, проведенных в самолете, Самохин передумал о многом, понял, как неполна была его семейная жизнь. Перед его глазами стояло грустное лицо жены в добрых мелких морщинках. И оттого, что не стало человека, знавшего его думы и чаяния, у которого он столько лет находил поддержку в трудные минуты, ощущение беды и горя вытеснило все другие чувства...

После смерти жены Самохин заметно изменился. Теперь он щедро отдавал дочери внимание и заботу, которых так не хватало покойной. Люся регулярно получала от него обстоятельные письма.

А на днях, дождавшись студенческих каникул, прилетела в поселок навестить отца...

...Люся вошла в кабинет и остановилась: не помешала ли? Последние дни она не находила себе места. Поселок жил в постоянном напряжении. Отец почти не появлялся дома. Все заняты, озабочены, спешат. Одна Люся не знает, куда девать себя. Дачница!

Самохин встретил дочь усталой улыбкой.

– Не спится? – спросил он.

– Ты тоже не спишь. – Люся подошла к отцу. – Я прочла телеграмму от Крестовникова. Почему ты не обследовал склон Кекура? Неужели никто из ребят не поднимался на гору, не знает тропинок?

– Какие тропинки! Тропинки прокладываются там, где люди ходят. Кого понесет на Кекур? Зачем? Эта горушка так же не исследована, как какой-нибудь семитысячник в Гималаях.

– Но ведь подняться на нее не очень сложно, – возразила Люся. – Даже не зная тропинок.

– Подняться можно. – Самохин понял недосказанное дочерью. – Но зачем? Я бывал в горах и кое-что знаю о них. Если люди несведущие проверят состояние снега, это может принести только вред, дезориентировать нас. Ты студентка географического факультета и прекрасно понимаешь это.

– А если б я поднялась на гору? – Люся смотрела на отца настойчивым взглядом, как бы прося его согласия. – Не одна. Найдутся в поселке крепкие лыжники...

– Поднимешься, – раздраженно проговорил отец. – И что ты там сделаешь? Голыми руками?