Лавондисс
Шрифт:
— Позже, — сказал старик. — Расскажи мне об Энни... мое дочери. Ты сумел увидеть ее?
— Нет, но говорил с ней по телефону. С большого расстояния. Она все еще живет в Оксфорде, как ты и думал. Я очень легко нашел способ позвонить ей. Я назвался и рассказал о себе; потом сказал, что ты состарился, но все еще хорошо себя чувствуешь, и живешь очень глубоко в лесу. Потом я рассказал о моей матери, Элефандиан, твоей жене, и хотел рассказать больше, но она закричала и обозвала меня лжецом. Она очень разозлилась. Сказала, что я обманщик, что полиция схватит меня и отправит в лагерь для скотов, как дикое и опасное животное.
Скатах нежно потер запястье отца.
— Мне очень жаль. Очень-очень.
Старик разочарованно вздохнул и осторожно улегся на соломенный тюфяк.
— Не имеет значения... — прошептал он и закрыл глаза. Очень скоро он уснул.
Таллис еще какое-то время посидела рядом со Скатахом, но атмосфера длинного дома тяжело давила на нее, а от дыма она начала задыхаться. И еще было очень холодно, через соломенную крышу и дыры в земляной стене дул ледяной ветер. Пахло горькими травами и экскрементами Уинн-Джонса, и очень скоро стало невозможно сопротивляться мысли о чистом мире снаружи.
Если бы Скатах захотел, она бы осталась, но он погрузился в себя и не ответил на прикосновение Таллис. Он сидел, сгорбившись и слегка повернувшись на север, и через полутьму длинного дома глядел вдаль, как если бы мог через стены и лес увидеть место великой битвы, холодное место, к которому он и Таллис — как и все в этом мире — неуклонно двигались.
В дом скользнула Мортен и осторожно обогнула Таллис, глядя в другую сторону. Сначала она нервничала, но потом чуть ли не открыто возмутилась присутствию более старшей женщины. Таллис решила немного задержаться, но отвернулась от нее.
— В долине укротители, — прошептала девочка брату. — Они расчистили землю для ловушек в полудне ходьбы на юг. Их мало, но у них есть лошади.
— Укротители? — равнодушно спросил Скатах. — Это еще кто?
— Укротители лошадей, — азартно ответила Мортен. — У них очень плохое оружие. Очень грубые копья с каменными наконечниками. Мы можем легко перерезать их сети. Это большие люди, но очень глупые; и они украшают тело полосами глины. Мы легко справимся с ними.
— Ты только девочка, — прошептал Сканах и Мортен ошарашено посмотрела на него. Похоже брат не слишком заинтересовался ее новостями, но она твердо решила добиться его расположения.
— Я сама перережу привязь. Первый-боров-лета и другие охотники собираются в набег. Я приведу тебе лошадь. И назову ее для тебя.
— Спасибо. Но будь осторожна.
Мортен протянула руку и коснулась лица брата.
— Скоро я буду старше, — прошептала она, метнула на Таллис злой взгляд и ускользнула; проходя мимо очага, она оставила за собой серый клубок дыма.
Таллис тоже ушла. У нее уже есть подруга для путешествий, Озерная Пловчиха. Подумав о диких лошадях в долине, она спросила себя, существовали ли легенды об укротителях: подчинить волю дикого коня, сесть на его спину, скакать на нем… да, ранняя мысль не обходилась без магии и, безусловно, вокруг охотников, ловивших эти быстрые и гордые создания, должен был сложиться круг легенд.
Она вернулась в домик мертвых. Тиг уже исчез, уничтожив костер и разбросав пепел по полу. С земляного
Опять на север: серый клубящийся туман, за которым угадывались горы и зима. Детали почти не видны; все накрывал полог леса, серый и бесформенный, и только вздрагивающие гигантские вязы вздымались над лиственным морем. Она услышала, как кто-то назвал ее имя, потом еще и еще. Таллис очнулась и обнаружила, что прошло много времени. Посмотрев вниз, она увидела Скатаха, медленно поднимавшего к ней через густой кустарник. На спине он нес Уинн-Джонса; старик откидывал колючки палкой, одной рукой держась за шею сына. Наконец они вошли в загородку. Уинн-Джонс воткнул посох в землю и, помогая им себе, спустился со своего коня. Потом он набросил плащ с перьями на посох, и Скатах помог ему усесться в этом ненадежном убежище, лицом к райятукам. Шаман посмотрел на статуи, его здоровый глаз сверкнул. Таллис спустилась к ним и увидела, что он испуган. Белая борода растрепана, намалеванная глиной синяя линия бежит по лбу и вокруг коротких белых волос.
Скатах вошел в домик мертвых и тут же вышел.
— Никаких следов Тига.
— Будь на чеку, — беспокойно сказал Уинн-Джонс. — Он не может быть далеко... — Потом повернулся, мрачно улыбнулся Таллис и добавил, тихо но разборчиво: — Я не хочу, чтобы этот маленький убийца находился от нас ближе, чем в броске камня. Он слишком точен.
Мужчина и женщина обменялись долгими изучающими взглядами.
— Таллис... Ты Таллис.
— Да.
— Ты говорила со мной во сне. Ты рассказывала о приключениях. И задавала вопросы.
— Да. Ты помнишь их?
— Смутно, — ответил он и подозвал ее к себе. Она подошла и села на холодную землю. Он взял ее руки и она почувствовала в нем скрытое напряжение; и он весь дрожал. Тень Тига беспокоила его больше, чем ужасная рана, ослепившая его на левый глаз и разукрасившая щеки шрамами. Уинн-Джонс, не обращая внимания на ее встревоженный взгляд, взял ее лицо руками, потом коснулся пальцами губ.
— Сколько лет тебе было, когда лес забрал тебя?
— Тринадцать, — ответила Таллис. — Но меня забрал не лес. Я ушла вместе со Скатахом. Я не собиралась оставаться так долго.
Старик, казалось, развеселился, но потом сказал:
— Ты много помнишь об Англии? О твоей жизни? О мире?
— Много, — ответила она. — Я расскажу тебе все, что помню, но я была довольно замкнутым ребенком...
— Позже, — сказал он. — Я хочу услышать об этом позже. Сначала я хочу кое-что показать тебе, кое-что такое, что приободрит тебя. Потом я подумаю о всех странностях, которые случились с тобой в детстве; мой первенец уже рассказал мне немного о твоей жизни и о вопросах, которые ты хочешь задать мне.
Таллис печально посмотрела на домик мертвых; последняя дрожь потери заставила ее поплотнее закутаться в меха.
— Что с тобой? — спросил Уинн-Джонс озабоченным и доброжелательным голосом.
— Несколько часов назад я сожгла останки моего первенца, — ответила Таллис.
— А...
Через какое-то Уинн-Джонс спросил:
— Сколько прожил ребенок?
— Сезон или два. Несколько месяцев. — Таллис улыбнулась. — Я плохо помню старые способы счета времени.
— Сколько детей... всего?