Лайк за любовь
Шрифт:
— В одиннадцатом классе твоя мать так же, как ты с дикими глазами бегала на свидания, пока я в целях безопасности буквально не закрыла ее на замок. Но и это не помогло, она сбегала ночью. Скандалили мы жутко. А через пару месяцев я поняла, что Мила беременна.
Она снова замолчала, а мое горло стянуло жгучей удавкой, не давая даже возможности вдохнуть.
— А потом я совершила то, что сломало жизнь твоей матери и, скорее всего, даже твою, — Бабушка смотрела просто в одну точку перед собой, а по ее лицу градом лились слезы.
— Сломало жизнь? — прохрипела я.
— Кира, я силой отправила твою мать на аборт, — произнесла она не своим голосом, проглатывая нервный всхлип. —
В комнате застыло все: воздух, звуки, чувства и эмоции, погружая меня в неестественную тишину. Бабушка закрыла лицо ладонями, а ее плечи задрожали. А я просто хлопала глазами и молчала, не веря во все то, что слышу.
— Так что Мила имеет полное право называть меня чудовищем, — она всхлипнула, а ее трясущиеся пальцы стёрли мокрые разводы с опухших щек. — Мне нет оправдания, Кира. Меня есть за что ненавидеть. И ты тоже можешь меня ненавидеть.
Я открыла рот, чтобы произнести хоть что-то, но получилось лишь схватить глоток воздуха. Мы сидели несколько минут молча под тихие бабушкины всхлипы. У меня не было слов. Да и эмоций тоже не было. Только давящее чувство пустоты.
— А потом твоя мать отлично притворялась, что вся эта история с абортом была благополучно забыта, — убрав ладони от лица, бабушка продолжила говорить, уставившись пустыми глазами перед собой. — Я успокоилась, надеясь, что Мила все правильно поняла и обдумала. Она окончила школу, поступила здесь в университет, как и планировалось, и уехала учиться. А через год Мила исчезла в прямом смысле этого слова, — она завертела пальцами кружку на столе. — Просто решила вычеркнуть меня из своей жизни. Мне пришлось обморочно лететь сюда и разыскивать ее через друзей, знакомых. А когда нашла, то она высказала мне все, о чем думала на протяжении этих лет.
— Как ты узнала обо мне? — тихо спросила я, нервно теребя пуговицу на платье, даже не замечая, что она практически оторвалась.
Я ведь по серьёзному никогда и не спрашивала об этом бабушку. Мне казалось, что это все неважно, но когда кажется…
— Потом я перебралась сюда жить, купила этот дом и еще надеялась наладить отношения с Милой. Через пару лет, когда твоя мать вышла замуж, то она попросила не появляться на пороге ее дома, давая мне четкое осознание того, что я все-таки натворила, — бабуля горько усмехнулась. — Мила обрубила все мосты почти на десять лет. Но потом как-то приехала ко мне сама. Правда, в стельку пьяная…
— И? — я с трудом уже удерживала в себе холодную дрожь.
— И долго плакала, кричала, что это я во всем виновата, что испортила ей жизнь, и что за десять лет брака она так и не смогла родить мужу общих детей. А потом она просто сказала, что, если бы не я, то она никогда не довела бы себя до такого состояния, чтобы оставить ребенка в роддоме. А дальше ты и так знаешь…
Прижав свои ладони к лицу, я грубо потерла щеки, пытаясь хоть немного отрезвить себя от услышанного. В голове творилась какая-то каша. До этого история про мою мать казалась более прозаичной. Просто родила и просто оставила. Все. Никаких тебе семейных тайн.
Я посмотрела на свою бабушку, встретившись с ней взглядом. В моей голове никак не могла уложиться мысль, что эта женщина, которая никогда и голоса на меня не повысила, всегда бережно и заботливо относилась ко мне могла отправить же собственную дочь на аборт. Это было просто невозможно.
Бабушка вдруг
— Кирочка, прости меня. Прости, детка…
— Ба, я…
— Может, если не моя ошибка с твоей матерью, то ты могла бы расти в полной семье, — она продолжала цепляться за мои пальцы, а из ее красных опухших глаз градом катились слезы. — Я так виновата перед тобой и Милой. И теперь, когда я вижу, как теряешь голову от Королева… Ты говоришь словами своей матери, у тебя глаза горят, как горели у нее. Мне страшно. Я не хочу, чтобы ты потом пожалела о том, что кинулась в омут с головой. Ты становишься другой и даже смотришь на меня по-другому, — бабушка снова стирала солёные следы со своих щек. — Мне было достаточно один раз увидеть тебя и Егора вместе, чтобы понять, что ты просто утопаешь в нем.
Я сглотнула тяжелый сухой ком в горле. Ее слова про Егора подняли во мне еще больший шквал эмоций. И это было совсем не ощущение какого-то предостережения. Нет, лишь пылающее чувство под ребрами, и полное непонимание происходящего.
— Кирочка, я не знаю, как ты будешь относиться ко мне после того, что рассказала тебе. Я не стану просить понять. Это невозможно понять. Да и простить, наверное, тоже. Об одном умоляю- живи, радуйся, но оставайся мыслями в этом мире, а не в облаках, — бабушка гладила меня по волосам, с паникой заглядывая мне в глаза. — Я очень люблю тебя и не хочу, чтобы ты страдала. Мне не вымолить никогда прощения у твоей матери, но у меня, кроме тебя, никого больше нет.
Глава 24
Я проплакала все утро. И это были не судорожные рыдания с завыванием в подушку. Я просто молча лежала на кровати, свернувшись калачиком.
Была ли нужна мне эта правда? Не знаю. Но теперь знаю одну правду — все лгут. И даже я. Самой себе, утверждая, что меня ничего не касается. Нет, я не стала любить бабушку меньше, но мысль, что все могло быть по-другому крутилась в моей голове. И мне бы очень хотелось, чтобы она исчезла оттуда.
Я всегда думала, что моя мать просто неблагодарная безответственная девица, бросившая ребёнка в роддоме, и не имеющая никаких оснований так равнодушно относиться к своей же матери. А теперь, оказывается, и бабушка не святая…
В водовороте слез и путающихся мыслей я едва расслышала вибрирующий телефон.
— Моя, я… — но в трубке тут же повисла секундная тишина. — Кир, ты плачешь?
— Нет, — соврала я, шмыгнув носом, даже не стараясь сделать ложь более правдоподобной.
— Что случилось? — голос Егора напрягся.
Я лишь снова зашмыгала носом в трубку.
— Я сейчас приду.
— Егор, не надо.
Теперь было непонятно, как отнесётся бабушка к его визиту, но она же и не запрещала. А если бы и запретила…
— Кира, если Нина Ивановна решит не пускать меня на порог, меня все равно ничего не остановит, — произнес он, словно считав мои мысли. — Жди, скоро буду, — коротко ответил Егор, сбросив вызов.
Как только меня обняли его руки, я почему-то моментально разревелась с новой силой.
— Маленькая моя, — шептал он мне в макушку, еще крепче прижимая к своей груди и окутывая своим теплом. — Ну, что ты…
Расположившись на кровати, Егор грел меня в кольце рук, осторожно гладя по спине, пока мое лицо, уткнувшееся ему в грудь, оставляло мокрые следы на футболке. Он ни о чем не спрашивал, а просто давал мне выплакаться. Мне всегда казалось, что если держать любые эмоции под контролем, то так легче оценить то, что происходит вокруг и повести себя правильнее. А сейчас я понятия не имела, что такое «правильно». Как оказалось, наша женская семейная линия вообще не подходила под определение этого слова.