Лайла. Исследование морали
Шрифт:
Категории, которые несущественны в данной культуре, пишет Боаз, в целом не находят отражения в её языке. Категории, которые культурно важны, отражены подробно. Руфь Бенедикт, которая училась у Боаза, пишет:
Культурная структура любой цивилизации пользуется некоторым сегментом большой дуги потенциальных целей и мотиваций человека так же как… любая культура пользуется определённым отобранным материалом культурных особенностей. Большая дуга, на которой располагаются все возможные варианты поведения человека, слишком обширна и полна противоречий, так что одна культура не может использовать даже значительную долю её. Поэтому первым требованием становится отбор. Без отбора никакая культура не может добиться внятности, и те намерения, которые она
В обществе с денежным обращением ребёнок рисует картинки монет, которые больше по размерам тех, что рисует ребенок в примитивном обществе. Более того, дети в денежном обществе рисуют монету тем больше, чем больше её стоимость. И бедные дети делают это чаще, чем богатые.
Эскимосы различают шестнадцать различных видов льда, которые отличаются у них так же, как у нас отличаются разные деревья и кустарники. Индусы, напротив, используют одно и то же слово для обозначения и льда, и снега. Индейцы из племён Крик и Натчез не делают различия между желтым и зелёным цветом. Подобно этому индейцы племен Чоктоу, Туника, Керезиан Пуэбло и многие другие народы не имеют терминологических различий для синего и зелёного. У хопи нет слова для обозначения времени.
Эдвард Сапир писал:
Дело в том, что «действительный мир» в значительной степени бессознательно строится на языковых обычаях группы… Формы и значения, очевидные для постороннего, могут с порога отрицаться носителями таких структур, очертания и подтекст совершенно очевидные для них могут оказаться недоступными взгляду постороннего наблюдателя.
Как писал Клюкхон:
Любой язык — это больше, чем инструмент для передачи идей, больше чем орудие для работы над чувствами других и для самовыражения. Каждый язык — также средство для категоризации опыта. События «подлинного» мира никогда невоспринимаются и не отображаются так, как это сделала бы машина. В самом акте восприятия происходит процесс отбора и истолкования. Некоторые черты внешнего мира выделяются, другие же игнорируются или стушевываются
У каждого народа есть свой класс характеристик, по которым отдельные люди раскладывают свой опыт как по полочкам. Язык так сказать гласит: «обрати внимание на это», «всегда делай различие между этим и тем», «то-то и то-то всегда сопутствует друг другу». Так как детей с младенчества приучают реагировать подобным образом на эти различия, то они принимают их как само собой разумеющееся в неизбежной кутерьме жизни.
Это объясняет многое из того, что Федр слышал о палатах для душевнобольных. Их пациенты проявляли там не какую-то одну общую характеристику, а отсутствие её. Отсутствовала некая стандартная социальная игра роли, которую практикуют «нормальные» люди. Здоровые люди не сознают, что представляют собой труппу, играющую некую роль, а умалишенные видят эту игру и отвергают её.
Однажды провели знаменитый эксперимент, когда здорового человека посадили в палату под видом безумца. Персонал так и не обнаружил, что тот притворяется, а пациенты раскусили. Они видели, что он притворяется. Персонал же больницы, игравший свою собственную стандартную социальную роль, не смог усмотреть разницы.
Безумие, как отсутствие общих характеристик, также демонстрируется известной пробой Рорчаха с кляксой на предмет шизофрении. При этом тесте произвольно наставленные кляксы показывают пациенту и спрашивают, что он видит. Если он отвечает: «Вижу миловидную даму в шляпке с цветами», то это не признак шизофрении. Если же ответит: «Вижу только кляксы», то это признаки шизофрении. Человек, высказавший наиболее изощренную ложь, получает наивысший балл здравомыслия. Человек, сообщивший абсолютную правду, не получает баллов. Здравомыслие — это не правда. Здравый смысл — соблюдение того, что социально от вас ожидается. Правда иногда совпадает с этим, иногда — нет.
Для этого явления Федр стал пользоваться
Но фильтруются не только мнения. Фильтруются и сведения. Когда купишь определённую марку машины, то приходишь в изумление от того, сколько людей ездит по дорогам на этой же модели. Поскольку теперь ты ценишь эту модель больше, то и чаще начинаешь замечать её.
Когда Федр стал читать книги по яхтам, он наткнулся на описание «зелёного отблеска» на солнце. Что бы это такое могло быть? — подумал он. Почему он никогда не видел этого? Он был убеждён, что никогда не видал зелёного отблеска солнца. И всё же, должен был видеть. И если уж видел, то почему же не запомнил?
Объяснение этому даёт статичный фильтр. Он не замечал зелёного отблеска, ибо никто ему не говорил обратить внимание на него. Затем, в один прекрасный день, читая литературу о яхтах, он наткнулся на то, что побудило его поискать такое явление. Он так и сделал. И увидел. Действительно было зелёное солнце, зеленее некуда, как свет «Идите» в светофоре. Культура не говорила ему поискать такое явление, и он его не видел. И если бы не прочел ту книгу о яхтах, то можно с уверенностью сказать, что так и не увидал бы зелёного солнца.
Несколько месяцев назад с ним произошло статичное фильтрование, которое могло бы окончиться плачевно. Дело было в одном из портов штата Огайо, куда он зашел, спасаясь от летней бури на озере Эри. Ему еле удалось ночью пробраться на подветренную сторону скал и войти в одну из бухт милях в двадцати от Кливленда.
Добравшись туда и оказавшись в безопасности волнолома, он спустился вниз, схватил карту бухты, вынес её наверх, там под дождем развернул её и при неверном свете бортовых огней стал рассматривать её, а сам тем временем держал курс мимо разделительных стен, пирсов, портовых буёв и прочих знаков, пока не добрался до яхт-клуба и пришвартовался к причалу.
Будучи сильно уставшим, он проспал большую часть следующего дня, а когда проснулся и сошел на берег, то было уже далеко за полдень. Он спросил кого-то, как далеко до Кливленда.
Вы в Кливленде, — ответили ему.
Не может быть. Ведь по карте же ясно видно, что до Кливленда ещё много миль.
И тогда ему вспомнились небольшие «разночтения», которые попадались ему на карте при входе в бухту. Когда на буе оказывался не тот номер, то он полагал, что его поменяли с тех пор, как была выпущена карта. Когда возникала какая-нибудь стенка, не показанная на карте, он думал, что её построили недавно, или же он еще не дошел до неё, или же сам он находится не там, где считал. Ему и в голову не приходило, что он находится совсем в другой гавани!
Вот вам притча для исследователей научной объективности. Как только карта расходилась с его наблюдениями, он отбрасывал наблюдения и следовал карте. Потому что его мозг считал, что он знает, он создал статичный фильтр, иммунную систему, которая отсекала любые сведения, которые не подходили к стереотипу. Хоть и видишь, но глазам своим не веришь. Вот если веришь, то увидишь то, что захочешь.
Если бы это явление было частным случаем, то дело не обстояло бы так серьёзно. Но ведь это огромное культурное явление, и очень серьёзный фактор. Мы создаём целые культурные интеллектуальные структуры на основе исключительно выборочных «фактов». Если появляется новый факт, который не укладывается в шаблон, шаблон мы не отбрасываем. Отбрасываем факт. И спорному факту надо стучаться и стучаться, иногда веками, до тех пор, пока один человек или двое, наконец, заметят его. И затем этому человеку, или двоим, ещё много надо будет потратить времени, чтобы обратить на него внимание остальных.