Лазоревый шторм
Шрифт:
— Нам лучше пойти помедленнее, — сказала Садира, остановившись и тяжело дыша. — Если я подверну лодышку, мы вообще не сможем схватить Тихиана.
Мул замедлил шаг и подошел к ней. — Я полагаю, у тебя не осталось в запасе никакой магической штучки?
Садира покачала головой. — Я уже использовала все, что могло бы помочь нам сейчас.
Днем, погруженная в силу солнца, Садира могла творить магию со скоростью мысли. Но ночью она была самой обычной волшебницей. Она могла использовать только те заклинания, чьи мистические руны она впечатала в свой ум часами напряженных
— Не волнуйся, — сказал Рикус. — Прежде чем освободить Раджаата, Тихиану придется найти его — а с королями-волшебниками на хвосте ему потребуется немало времени.
— Будем надеяться.
Садира взглянула вверх, на небо. Черный столб все еще поднимался от верхушки утеса, и она могла видеть длинную щель в розовых облаках, которые, впрочем, уже наползали на нее. Волшебница со вздохов взглянула опять на землю и пошла вперед между грубых камней, стараясь идти побыстрее.
Через несколько шагов Садира сказала, — Слушай, Рикус, я должна сказать тебе кое-что.
Мул приподнял бровь, потом опять сосредоточился на том, чтобы не сломать ноги на изломанной земле, — И что же?
— Я должна извиниться перед тобой, — сказала Садира. — Когда я обнаружила, что Агис погиб, я почувствовала себя виноватой в том, дала ему умереть без наследника, которого он так хотел. Я использовала тебя как козла отпущения от этих чувств, сказав тебе, что единственная причина, по которой я не хотела иметь ребенка, — твоя ревность.
Рикус продолжал идти вперед. — А на самом деле?
Садира заколебалась, прежде чем ответить. Она уже извинилась, как она и обещала Нииве, и не знала, нужно ли открывать свои чувства дальше, и к тому же этому мужчине.
— Тогда именно я должен перед тобой извиниться, — сказал Рикус. — Если я виноват в том, что ты не дала Агису того, что он считал чуть ли не важнее всего на свете…
— Нет, я не поэтому отказалась, — прервала его Садира. — Я не хотела ребенка, потому что боялась.
— Боялась? — мул насмешливо засопел. — Как может женщина, которая не побоялась войти в Башню Пристан, которая стояла лицом к лицу с Драконом, испугаться настолько распространенной вещи, как рождение ребенка?
— Распространенная или нет — роды не такая уж маленькая вещь, — нахмурилась Садира. — Но ты прав. Боли я не боюсь — я боюсь доверия. Родив ребенка, я должна была бы довериться Агису навсегда, а он должен был бы навсегда стать моим.
— Что и означает бросить меня.
— Именно это я и сказала себе, — ответила Садира. — Но правда в том, что, после того, как Фенеон бросил мою мать, я никогда никому не доверюсь — в любви.
— Агис не эльф. Он никогда не бросил бы ни тебя, ни ребенка.
— Я и не говорю, что он бросил бы. Он был слишком благороден для этого, — сказала Садира. — Но люди меняются, и их чувства тоже. Любовь могла бы исчезнуть, а мы по прежнему были бы привязаны друг к другу.
— Может да, а может нет. Ты не можешь предвидеть, что случится в жизни, но нет никаких причин отказываться от нее. — Мул остановился, потом подошел поближе и взял ее за руку. — Но дети — это не то, что касается наших отношений. Даже если ты очень захочешь, я не смогу сделать тебя беременной. Давай просто жить, как мы жили раньше.
Садира покачала головой. — Я не уверена, что это хорошая мысль, — сказала она. — Для меня — и для тебя, тоже.
Рикус нахмурился. — Что ты имеешь в виду?
— Только после того, как Агис умер, я поняла, насколько он был необходим мне.
— А во мне, значит, ты не нуждаешься? — спросил Рикус, весь переменившись в лице.
Садира слабо улыбнулась. — Я не это имела в виду, — сказала она. — Но есть еще кое-кто, кто нуждается в тебе. А ты нужен им.
— Если ты говоришь о Нииве…
— Не только о Нииве, — сказала Садира.
— Это бессмысленно, — сказал Рикус. Он отпустил ее руку. — Если ты думаешь, что можешь говорить за Нииву…
— Я ничего не решаю за Нииву, — прервала его Садира. — Но я знаю, в чем она — и Ркард — нуждаются.
Рикус отвернулся, недовольный. — То, что им нужно от нас, чтобы мы схватили Тихиана и вернулись обратно к ним, — сказал он, делая первый шаг. — Если ты снова в состоянии двигаться, давай-ка поторопимся.
Садира пристроилась за спиной мула. Она сконцентрировалась на том, чтобы идти за ним след в след, и так, ровным шагом, они пересекли равнину. Когда они подошли к утесу, стало ясно, что его отвесная поверхность рождена не природой, а является стеной, составленной из блоков гранита, больших как дом, которые прилегали друг к другу так плотно, что между ними нельзя было воткнуть даже лезвие кинжала. Грохочущие молнии били вниз, в верхние части стены, из пепельно-красных туч, нависших над крепостью, а ее вершина терялась в этих самых тучах.
— Я не верю, чтобы Тихиан смог пролететь над стеной, — сказала Садира.
– С линзой или без нее, но если бы одна из этих молний попала в него, он него осталась бы только кучка золы.
— Согласен, скорее всего он прошел здесь.
Мул указал вниз, на основание стены, где черный круг тоннеля уводил внутрь, в темноту. Они направились к кругу. Вскоре они увидели, что он был абсолютно круглый, с гладкими концами и похожими на черное стекло стенами. Он вел в самое сердце гранитного блока, и был такой длинный, что свет с той стороны казался не больше, чем размытым пятнышком.
Вслед за Рикусом Садира полезла в туннель.
Когда они вылезли с другой стороны, волшебница увидела, что они оказались в уголке того, что еще недавно было лесистым парком, хотя теперь уже и не походило на парк. Было видно, что по нему прошелся огненный шар, оставшиеся деревья стояли голые, без листьев и дымились. Среди их чернеющих стволов валялись сотни закопченых скелетов, от их сгоревших копий остались только расколотые обсидиановые наконечники.
— Кто бы это ни был, для Тихиана и линзы они не соперники, — заметил Рикус.