Льды и люди
Шрифт:
— Зверя чувствует, — односложно бросил Тимоша.
— А ты?
— А мне не спится. Тороса. Тут медведи.
Четвероногий и человек думали об одном.
Среди ночи я упал с койки на середину кубрика. „Седов“ очень сильно врезался в непроходимое торосистое поле. Всю ночь ломал он хрустальные перемычки между свинцовыми полыньями. Всю ночь в столовой матросского кубрика звенели в шкафчике стаканы. Морскую качку сменила качка ледяная. Разрезая льды, „Седов“ дергается в разные стороны. Невыносимый скрежет заставляет прятать голову под подушку. В нос ледокола гулко бьют перевертывающиеся торосы. Потом наступила глубокая тишина: прорвав перемычку, „Седов“ шел разводьем. Затем снова раздавались скрежет и толчки.
Мы держали неуклонный курс на норд. Сейчас норд становился осязаемым
КРОВЬ НА ТОРОСАХ
— Белый медведь!
Кричал Воронин. Выискивая разводья, он выследил в „осьминог“ самку с двумя медвежатами. Наше вступление в Арктику в охотничьем отношении было удачное. Стояла мглистая полночь. Неясная, зеленоватая, вызывающая ощущение непознанности лежащего вокруг. Несмотря на поздний час, в течение нескольких минут собрались все, за исключением вахтенных и кочегаров. Прибежал полуодетый кино-оператор Совкино Новицкий. Как всегда, он дерзко начал борьбу за лучшее место.
— А вдруг он повернется сюда, а тут спина чья-нибудь будет, — волновался он.
— Вдруг, Новицкий, не бывает, — солидно увещевал его корреспондент „Известий“ Громов. — Ты же не в первый раз в Арктике.
— А вдруг?
Направив кино-аппарат на воображаемого медведя, которым ему служит продолговатый торос, Новицкий „репетирует“.
Специальный корреспондент «Известий ВЦИК» на «Седове».
Впереди овальная полынья в несколько километров длины. За ней узкая перемычка, дальше плещется расплавленное зеленое бутылочное стекло — Баренцово море.
Где же увиденные Ворониным медведи? Восемьдесят глаз ищут их напрасно среди торосов. Не ошибся ли наш капитан: может быть его подвел „осьминог“?
Но с крыши рубки четкая, уверенная команда:
— Лево руля!
— Так держать!
— Так держать!
— Право на борт!
Лавируя, „Седов“ шел разводьями к медведям. Вот уже стали различимы бегущие в смятении между ледяных скал три желтых пушистых комка. Один побольше, два поменьше. Медведица с двумя вешними медвежатами.
Дж-ж-з-з… „Седов“ напоролся на вмерзший в последнюю перемычку подводный айсберг. Нужно отходить назад и, ударив сразбегу рядом, пробиваться в полынью. На разбивание перемычки уходит четверть часа.
— Опоздаем. Убегут, — ноет в нетерпении Новицкий.
— Сами придут, — утешают его „арктики“.
„Арктики“ на седовском жаргоне — люди, неоднократно бывавшие в ледяных просторах.
Перемычка треснула. Вдоль правой кромки ее „Седов“ идет наперерез медвежьему семейству. Медведица уводит медвежат назад. Она думает переплыть соседнюю узкую полынью и скрыться в торосах тянущегося на восток до горизонта огромного ледяного поля. Ловким маневром Воронин отрезает ей путь. Вдоль кромки полыньи ледокол неумолимо надвигается. Медведица неожиданно останавливается. Предсказания „арктиков“ оправдались. Любопытство пересиливает у нее инстинктивный страх. Медведица ведет медвежат прямо на ледокол. Кажется, мгновенье — и „Седов“ раздавит форштевнем всех троих.
Видны желтые с зеленоватым отливом цвета морской воды шкуры медведей. Черный, опасливо нюхающий воздух нос медведицы. Доверчивые, изумленные мордочки медвежат.
Новицкий в упоении крутит ручку.
— Первым планом. Первым планом, — восхищенно шепчет он стоящей рядом с ним жене нового начальника архипелага Иванова, биологу Демме. Демме — первая женщина, едущая зимовать на архипелаг.
— Она же ведет их на смерть! Глупая. Ведь их убьют, — взволнованно отвечает Демме также топотом Новицкому.
Первая бригада, в которую входят штурманы и радисты ледокола, давно уже держит на мушках винтовок медведицу с медвежатами. Нетерпеливо поглядывая на Новицкого, они ждут, пока он не разрешит стрельбу, пока не „обыграет“ со всех сторон медведей.
Жужжание кино-аппарата смолкает. Новицкий машет рукой. Из восьми винтовок вырывается пламя. Испуганно взревев, оглядываясь назад, медведица кидается прочь от страшной черной громады. Бух! Одиночный выстрел повергает медведицу навзничь. Ее убил старший штурман Хлебников. Медвежата убегают в торосы. Но Новицкий неумолим.
— Первым планом, первым планом, — отмахивается он от наседающих охотников. — Кручу! Кручу!
Когда Новицкий кончил крутить, медвежата уже скрылись. Посланные им вдогонку пули только откалывали стеклянные осколки от защитивших их торосов.
„Седов“ замер. На лед выкинут штормтрап — веревочная лестница для спуска с судна. По нему спустились двое матросов и Громов. Громов первым добегает до медведицы. Она еще конвульсивно дергала передней лапой.
— Пуля пробила череп, — сообщил Громов.
— Юрия Константиновича с первым медведем, — поздравляли все счастливого старшего штурмана.
Матросы обвивали труп медведицы канатом от лебедки. Вокруг на льду расплывалось яркое карминовое пятно. Было такое впечатление, что все это произошло на экране. Так просто медведица отдала свою жизнь.
— Теперь — за арктическими сиротами.
Арктическими сиротами окрестил медвежат судовой врач.
— Сирот, ясно, оставлять нечего, — охотно согласился Тимоша. — В Арктике сиротам тугое житье.
В бинокль едва видны бегущие желтые комочки.
— Оддерживай руль на разводье!
— Есть!
Воронин снова появился на крыше рубки. Снова сдвигается неумолимый круг. Медвежата взлезают на торосы, нюхают доносимые ветром с ледокола запахи и снова бросаются улепетывать.
Бах! Бах!
Один медвежонок ткнулся мордой о край полыньи. Струя крови облила соседний торос. Другой, переплыв под выстрелами полынью, скрылся в недоступном для ледокола многокилометровом поле.