Льды Ктулху
Шрифт:
— А чего рассказывать? Я ж уже говорил… — пожал плечами Василий, чуть приободрившись. — Ну, я и повторить могу… Мишка меня разбудил. Говорит бандиты в селе, драпать надо, а то как прознают, что батька наш с красными, батогами засекут. Ну, мать пока во двор выскочила, мы за ней и за поленницу. Все по улице бегают, орут. А чего орут? Бандиты их, наверно, грабить решили… А нам-то что до того? У нас грабить нечего, хоть шаром покати. Тут как раз гроза началась… — Василий сбился и замолчал, словно в голову ему неожиданно пришла какая-то
— Ну, ты говори-говори, — подтолкнул его комиссар. — Мы внимательно слушаем.
— Там еще вот что странно было, — запинаясь в словах, наконец-то выдавил Василий. — Бандиты обычно если грабят, то жгут чего. Вот месяца три назад у Яшки Кривого амбар сожгли, а до того еще у Савиных и дом, и курятник спалили… А в этот раз, пока луна не вышла, ночь совсем темной была, хоть глаз выколи, а бандиты ничего не сожгли…
— Сожгли они там чего или нет, не важно! — фыркнул начальник штаба. — Ты давай суть говори. Чего дальше-то было?
— А чего дальше? — вновь пожал плечами Василий. — Как очередная молния дорогу засветила, мы с братом и рванули вниз к реке. Там лошади мельника паслись стреноженные. Мы одной веревки перерезали и деру, потому как тут батраки мельника набежали. А может, это тоже бандиты были. Мы-то поскакали к вам, о бандитах сказать. Тут Мишку и застрелили… — и, чуть помедлив, добавил. — Насмерть… — А потом и вовсе замолчал, о чем-то задумавшись.
Какое-то время слушатели ждали продолжения рассказа, но Василий молчал, сидел, понуро опустив голову, и думал о чем-то своем.
— Дальше? — вновь не выдержал начальник штаба.
— Чего дальше-то… Оставьте парня, — вступился за Василия Григорий Арсеньевич. — Парень вон в одну ночь и мать и брата потерял… А что до того, что с ним дальше случилось, то налетел он на меня. Я, должен признаться, чуть заплутал в этой темноте… В общем, увидел я: толпа с оружием за пацаном гонится и палит в мир, как в копейку. Вот-вот парня угробит… Человек пять я там положил…
— И кто это был, бандиты или батраки?
— А я почем знаю? — пожал плечами Григорий Арсеньевич. — На лбу у них не написано. Конечно, можно было одного в живых оставить, допросить, но тогда-то я не знал, в чем дело и что у вас тут такая неразбериха. Думал, просто кто-то позабавиться решил, ночную охоту на парня устроить. А хоть по делу, хоть не по делу стрелять в людей не положено. На то суд есть, чтобы к стенке при необходимости ставить…
— Какая такая «неразбериха»! — вспыхнул начальник штаба. — Я бы вас попросил…
— Нет, это я вас попрошу… заткнуться, товарищ Окунев! — вспыхнул Григорий Арсеньевич. — Развели тут черт знает что! Полгода какого-то батьку Григория к ногтю прижать не можете. Тем более, если весь народ против него, чего вы там церемонитесь? Так, товарищи, вы и мировую революцию профукаете! А если вам чего не нравится, то смею напомнить, что все ваши фортели, товарищ Окунев, партия отлично
— Ты нас не пугай и не агитируй! — завелся начальник штаба. — А если даже и развели… Давно ль сам из Питера прибыл?..
— Подождите… — неожиданно вновь подал голос Василий. — Там у реки хозяйство мельника. Он с бандитами заодно всегда был. Может, у него спросить стоит? Он ведь наверняка знает, что в деревне случилось.
— Там более вы его лошадь свели, а потом я его людей пострелял, — с сомнением покачал головой Григорий Арсеньевич. — Думаю, не стоит пренебрегать и таким, пусть даже не самым надежным свидетелем.
— Волков, разведроту в ружье, — устало вздохнув, объявил командир, поднимаясь из-за стола. — Что ж, сходим, глянем на вашего мельника, может, и в самом деле от всего этого хоть какой-то толк будет.
Василий бежал вниз по косогору. Ноги сами несли его, а он находился в том странном состоянии, когда порою не отличаешь сна от реальности. Все случившееся — странное нападение на деревню, бегство, смерть брата, встреча с комиссаром, возвращение — все казалось сном. Вот сейчас он оступится, упадет и проснется и выйдет так, что приснился ему кошмар. Брат и мать живы, а он всего лишь… Но что-то в глубине души, некое ядовитое «я» подспудно нашептывало ему: «Все происходящее — реальность. Ты, парень, попал в историю. Меж двух жерновов… И теперь посмотрим, как ты выкрутишься».
А вот и берег у реки. Только теперь тут не было лошадей.
Василий огляделся. Да, здесь началась эта странная история — а стоило Мишке не упрямиться — спрятались бы они на чердаке или в подвале, переждали бы, и все остались бы живы. Не нашли бы их ни белые, ни красные. Нет, втемяшилось ему в голову бежать из села, да еще попытаться красных предупредить. Ну предупредили, а результат? Бандитов нет. Мать мертва, точно так же, как большинство односельчан, из тех, что не спрятались, заслышав первые крики, и нос не высовывали, пока красные не пришли.
— Ну и где твоя мельница? — голос Григория Арсеньевича вывел Василия из задумчивости.
Парень быстро повернулся. «Что ж, они сами не видят? Вот из-за деревьев кончики крыльев точат». И видя полное недоумение на лице комиссара, Василий махнул рукой.
— Да вон она, за пригорком.
— Точно. Эко замаскировался.
Развернувшись, красноармейцы направились вдоль берега реки в указанном Василием направлении. Тот на какое-то мгновение заколебался. Может, а ну его все. Комиссар с мельником и сам побеседует, а ему, наверное, стоит податься в другую сторону, поискать тело брата. Может, показалось ему там, в лунном свете? Может, жив его Мишка, лежит где-то на обочине, истекает кровью, пить хочет? От этих мыслей у Василия сердце сжало. Он хотел было уже повернуться, побежать по дороге к Верховке, но остановился.