Лебеди остаются на Урале
Шрифт:
Он сумел привлечь на свою сторону Милованову, которая недвусмысленно заявила: пора приступать к бурению. Хамзин не мог лезть на рожон. Теперь нужно было думать не о Великорецком, а о себе.
Когда чаша весов заколебалась, Хамзин счел нужным переметнуться в лагерь Белова. Но это следовало сделать осторожно.
При первом же удобном случае Хамзин заговорил с Беловым о том, как они вместе с Великорецким заблуждались, недооценивая бурение. Второй раз он ненавязчиво похвалил дальновидность Ивана Михайловича Губкина, учеником
И пока что этим ограничился. Пусть Белов поймет, что Хамзин не только лоялен, но и человек мыслящий. Этого достаточно.
Время будет работать на него.
Да, не баловала жизнь тебя, Сагит Гиззатович! Один всевышний знает, каким тернистым путем ты пробивался в люди. Тогда, когда ты влачил жалкое существование студента, нищенствовал и голодал, никто не пришел тебе на помощь. Ты был один против всего мира!
Великорецкого легко убрать с дороги. Более сложная борьба предстоит с Беловым, это ясно. Но Хамзин перестанет быть Хамзиным, если не одолеет этого молокососа!
Придя к этой мысли, Хамзин откинулся на спинку стула. Все часы показывают одинаковое время: половина десятого. Пройдет еще одна ночь, за ней наступит утро.
Экспедиция становилась большим коллективом. Надо думать не только о Белове, но и об Ага Мамеде, Буране Авельбаеве, бурильщике Птице, даже о старике Шаймурате. С каждым из них надо применять различную тактику.
Печь разгорелась, в комнате стало теплее. Поздняя осень давала о себе знать. Сняв телогрейку, Хамзин поставил на печку чайник. Он с наслаждением думал о той минуте, когда перед ним будет стоять стакан ароматного чая, привезенного из Индии.
Уединение в комнате со множеством тикающих часов и чай — единственная радость Хамзина. Он поднес стакан к губам. Спасибо тому, кто придумал этот напиток.
Предстоит тихая, незаметная работа со сложными ходами. Он верит в победу и улыбается.
Целый месяц уже прошел — так много! Несмотря на все свое старание, Камиля с трудом разбиралась в кернах, ежедневно поступающих с буровых. Каждый раз она обращалась за помощью к Людмиле Михайловне.
Особенно сложно оказалось с записями. С трепетом бралась она за ручку, чтобы записать результаты анализов в коллекторский журнал. Милованова была неумолима, строго требовала точности, будто Камиля всю свою жизнь была коллектором геологической экспедиции. Приходилось терпеть и учиться.
К счастью, контора находилась недалеко от дома. Камиля могла бегать домой, чтобы покормить сына, которого она оставляла у соседки.
Ага Мамед почти не бывал в своем кабинете, отгороженном от конторы колхоза фанерной перегородкой. С утра до вечера пропадал на буровых или надолго уезжал на станцию.
Все шло оттуда: машины, горючее, спецодежда, запасные части, продукты… В хорошую погоду машины безотказно проходили девяносто километров, отделявшие Карасяй от железной дороги. Но стоило покружить метелям, и связь со станцией прерывалась.
Постепенно Камиля привыкла к таким словам, как «элеватор», «лебедка», «долото», «шланг», «трос», «блок», «вертлюг», хотя, называя их, она все-таки не представляла, как они выглядят. Но, видно, эти механизмы имели огромное значение, из-за них Ага Мамед ездил в метель на станцию, посылал десятки сердитых телеграмм.
Геологи почти не бывают дома. Начиная с осени они все время разъезжают. Вызывают в Москву то одного, то другого. Казимир Павлович уже два раза побывал в Перми, в нефтяном тресте. Артем Алексеевич и Сагит Гиззатович только неделю тому назад вернулись из Уфы. В их отсутствие за работой буровых следила одна Людмила Михайловна.
Камиля с благоговением раскрывает коллекторский журнал. По нему можно проследить историю каждой скважины. Керны, рассказывающие о том, на какой глубине расположен тот или иной пласт, хранятся в специальных продолговатых ящиках. Они заменяют книги в «Каменной библиотеке».
Милованова застала свою помощницу за разбором кернов.
— Хорошо, что ты еще не ушла, — сказала она, развязывая пуховую шаль и грея руки у печки. — Со всех буровых доставили керны?
— Со всех, кроме четвертой, — доложила Камиля.
— Опять Птица медлит! — рассердилась Милованова. — Утром начальник экспедиции и главный геолог должны выехать в Москву. Им нужны самые последние сведения о ходе бурения. Попробуй дозвониться на четвертую. Если ничего не получится, придется сходить к ним.
Камиля знала, что это почти невозможно, но все-таки попыталась связаться с четвертой буровой по телефону.
— Не отвечают?
— Нет.
— Я так и думала. Собирайся в путь.
Сбор кернов входил в обязанности коллектора. Камиля натянула шубу, повязала платок.
— Смотри не задерживайся, — предупредила Милованова. — Поднимается ветер, как бы не завихрила метелица.
— Ничего, — успокоила Камиля. — Мне тут каждое дерево знакомо, каждый овражек.
В сенях она столкнулась с Хамзиным.
— Куда, красавица? — спросил он, стряхивая с валенок снег.
— На четвертую.
— Можете вернуться. Я захватил по пути их керны.
— Ой, выручили! — обрадовалась Камиля. — Какой вы добрый и хороший!
Войдя в лабораторию, Хамзин продолжал:
— Поднимается метель. К ночи разыграется вовсю, даю слово. Добрый вечер, Людмила Михайловна! Я совершил рыцарский поступок — доставил вам образцы с четвертой.
— Спасибо, Сагит Гиззатович. Вы слышали, что начальство вызывают в Москву? — в свою очередь спросила Милованова.
— Нет еще. Откуда же мне знать, я целый день пробыл на буровых. Когда выезжают?
— Завтра утром.
— Надо успеть к Казимиру Павловичу на чашку чая, — заторопился Хамзин. — Готовите отчет? Я вам не нужен?