Лебеди остаются на Урале
Шрифт:
— Уехал.
— Кто? — заинтересовалась Айхылу.
— Буран уехал на курсы, На полгода, в Баку…
У матери защемило сердце: никак не может Зифа забыть Бурана. Так уж устроено сердце женщины. Мать ничем не может помочь ей, тут все бессильны. И Айхылу в молодости так же страдала из-за Ясави, а женился он на подруге Айхылу…
— Разве мало хороших парней в Карасяе? — мягко сказала мать, положив руку на голову дочери.
— Таких, как Буран, нет.
— Ты должна забыть его. Он ведь любит Камилю.
Зифа, закрыв лицо руками,
— Не надо, дочка, не надо.
Сквозь рыдания Зифа говорила:
— Не говори мне о Камиле… Она обманула его, а потом приласкала… Еще говорила про арабов, которые умирают из-за любви!
— По тебе сохнет хороший парень, Хайдар.
— Мама, отпусти меня в город. Я тоже буду учиться на каких-нибудь курсах. Вот увидишь, выучусь. Буду стараться, спать не буду, все время буду сидеть за книгами. И геологию выучу и русский язык, не хуже Камили.
У каждого человека бывают минуты, когда кажется, будто сердце разрывается на части. Такое ощущение было у Айхылу. Прислонившись к печке, она заплакала горькими вдовьими слезами.
Услышав скрип ворот, мать и дочь вытерли слезы. Кто-то шел к ним.
Пришла Камиля.
— Здравствуйте! — произнесла она приветливо.
Айхылу засуетилась:
— Давно не была у нас, садись. Как сын?
Камиля, ответив старой женщине, ласково сказала Зифе:
— Я за тобой пришла. Наши уезжают, Артем Алексеевич и Людмила Михайловна. Хамзин и Ага остаются. Хайдар тоже уезжает вместе с ними в новую экспедицию. Пойдем их провожать?
Айхылу обрадовалась: «Пусть идут, на людях Зифе будет легче, с Хайдаром увидится».
…В это ясное сентябрьское утро каждый был занят своим делом. Ясави распоряжался уборкой богатого урожая. Закир, заменяя его в канцелярии, важно разговаривал по телефону с районом. Его жена, Танхылу, стирала белье на Белой. Не по ошибке ли прихватила она и детские пеленки? Нет, не зря в Карасяе говорят: «Сын — кусок сахара, а внук — конфетка».
Кузнец Галлям бил тяжелым молотом, работая без помощника. Звон металла плыл над аулом.
Две подружки, Камиля и Зифа, должны были пройти всю улицу, чтобы попасть в новую контору нефтяников.
— Мой сын уже начал сидеть, — сообщила Камиля Зифе приятную весть.
Зифа думала о своем. Пока Хайдар был в ауле, она не хотела о нем даже думать. Свыклась с мыслью, что он всегда будет любить ее, и эта уверенность позволяла пренебрегать парнем, свысока относиться к нему.
Решение Хайдара уехать в экспедицию поразило ее. Он даже не посоветовался с ней. Зачем же она бежит на проводы как сумасшедшая?
Две подружки, как в хорошее прежнее время, рука об руку шли по улице, привлекая к себе внимание встречных. Наверно, все думали про них: «Какие веселые! Какие красивые!»
Зифа весело улыбалась встречным, а Камиля, как всегда, глядела сдержанно и уверенно. Ее серые глаза не каждого одаривали ласковым взглядом.
Прошли ученики, громко поздоровавшись с девушками. С крыши недостроенного клуба их окликнул парень, подпоясанный брезентовым фартуком.
Зифа спросила:
— Говорят, наш аул теперь будет называться рабочим поселком?
Камиля покачала головой.
— Пока одни разговоры. Да какой же это поселок, если людям приходится жить в землянках? Новых домов — раз, два и обчелся. Пока не проведут железную дорогу, трудно будет со строительством и со снабжением. Так говорит директор треста Ага Мамед.
В самом деле, пока что нефтяники занимаются тем, что перевозят старые дома из окрестных сел. Только пекарню, небольшой клуб, общежитие для девушек построили заново. Всюду разворотили улицы. Навезли камней…
В центре аула на двух столбах висят лампы, но электрический свет еще не горит… Зифе такой Карасяй больше нравится. Она любит людей, шум, грохот машин, толчею на улице, даже чужие песни. Особенно комсомольские!
На окраине аула построили новую вышку. Ближе к Девичьей горе строят еще три. А старые скважины уже дают нефть. Возле них днем и ночью без перерыва наклоняются и выпрямляются белые качалки-лебеди.
Когда девушки подошли к конторе, Шаймурат укладывал на телеги всякий нужный в дороге скарб: котлы, тарелки, веревки, мешки… Ему помогали студенты-практиканты, приехавшие с Кавказа. Хайдар седлал лошадей. Он не заметил Зифу или сделал вид, что не заметил.
Шаймурат приветливо помахал рукой.
— Уезжаем. Далеко, километров за двести на запад. Вот видите, мне не сидится на месте, я теперь сделался открывателем нефти. Про таких, как я, говорят: «Мужчина родится в юрте, а сражается в поле».
Зифа не знала, подойти к Хайдару или нет. Ей захотелось убежать.
— А ты знаешь, Буран уехал на Кавказ, — сообщила Камиля.
Она была счастлива и не могла представить себе, чтобы другие не разделяли ее радость.
Зифа думала о своем. Почему она не замечала раньше, что Хайдар такой гордый? Почему она высмеивала подруг, которые говорили: «Если на то пошло, то Хайдар самый красивый парень в Карасяе. Смотри, какая смуглая у него кожа, а глаза какие черные, а нос прямой и тонкий, как кинжал»?
Хайдар, оседлав коней, ушел в контору.
— Не скучайте без нас, девушки, — продолжал Шаймурат. — Как только нападем на след нефти, телеграмму пришлем: мол, приезжайте.
Из конторы вышли отъезжающие и провожающие. Милованова, одетая по-дорожному, подошла к своему коню. Белов помог ей сесть в седло, что-то сказал, и они рассмеялись. Вслед за ними засмеялись Ага Мамед и Хамзин.
— Так что развертывайтесь, — продолжал, видимо, прерванный разговор Белов. — Особенно внимательно наблюдайте за седьмой и девятой буровыми. Надо проследить, в каком направлении тянется рифовый массив… Еще вот что: поддерживайте связь с Алтынбаевым. Пусть он продвигает вопрос о строительстве железной дороги. Подскажите ему — надо строительство объявить народным.