Лебединая Дорога (сборник)
Шрифт:
С драккара неслась песня – нестройный, но радостный рёв нескольких десятков глоток, ороговевших от штормовых ветров. Эту-то песню и услыхал Сигурд ещё из-за скал:
С Рунольвом мына деревьях моря!Дева, встречай,благороднорождённая!Обнимешь кормильцагусят валькирий…Песня стоила того, чтобы её петь. Державший рулевое весло недаром носил своё прозвище:
Славный народ был у него на корабле. Но предводитель невольно притягивал взгляд. Если бы поставить его рядом с Халльгримом, они оказались бы одного роста. Другое дело, что Рунольв годился ему в отцы. И трудно было представить воина, способного одержать над ним верх. Он стоял как гранитный утёс. И правил драккаром с той небрежностью, которая говорит о величайшем искусстве.
Войлочная шапка плотно сидела на его голове. Из-под шапки торчали тёмно-медные с проседью космы и такая же борода. Если бы не ветер, волосы легли бы ему на спину и укрыли бы её почти до ремня.
Звениславке стало страшно… Халльгрим хёвдинг был и суров и жесток, но даже он ни разу не пугал её так, как этот чужой вождь.
Видга подошёл к Фрейдис и встал рядом с ней, словно готовясь её защищать.
– Халльгрим, – сказала хозяйка Сэхейма. – Халльгрим, поздоровайся с ним…
Сын Ворона поднялся на ноги:
– Здравствуй, Рунольв Раудссон!
Однако было ясно, что навряд ли он сделал бы это без просьбы Фрейдис. И он определённо жалел, что при нём не было его корабля.
– Здравствуй, Халльгрим! – прозвучал с пёстрого корабля голос Рунольва Скальда. Этот голос был похож на морской прибой. – И ты здравствуй, старуха…
Халльгрим свирепо стиснул челюсти и оглянулся на мать. Но Фрейдис не проронила ни звука. Даже не подняла головы. Видга по-прежнему стоял подле неё, держа руку на рукояти меча. Его меч мог разрезать комочек шерсти, подброшенный в воздух.
Ненависть витала над небесной гладью фиорда, и Звениславка чувствовала её тяжкое дыхание на своей щеке. Смертная ненависть, крепко настоянная на старых обидах. И уже похожая на проклятое оружие, которое до того напитано злом, что рано или поздно начинает убивать само по себе.
Но в этот раз грозе не было суждено прогреметь.
Корабль и лодка уже почти разминулись, когда один из людей Рунольва, не в меру развеселившись, столкнул другого в воду. Парню бросили верёвку, но он её не поймал.
– Эйнар! – обернувшись, прогудел Рунольв. – Если хочешь поспеть к выпивке, поторопись!
Эйнар приподнялся над водой и крикнул в ответ, хохоча и ругаясь:
– Только смотри не выпей всё без меня!
Сигурд кормщик вопросительно глянул на Халльгрима: будем его подбирать? Халльгрим покачал головой.
Вскоре Эйнар выбрался на берег. Вылил воду из сапог и зашагал к дому – в Торсхов…
10
Госпожа Фрейдис занемогла…
Вот уже несколько дней она не покидала своего покоя. Старуха горбунья, ходившая за хозяйкой, всё реже оставляла её одну. И с каждым разом, появляясь во дворе, выглядела всё озабоченней.
– Это Рунольв испугал госпожу, – сказал Скегги убеждённо. – Она ведь когда-то была его женой… Неужели ты не знала, Ас-стейнн-ки? И про то, как старый Ворон едва его не убил?
Хельги Виглафссон думал иначе.
– Это Эрлинг накликал несчастье. Нечего было ездить туда. Да ещё с подарками!
Звениславка с ним не спорила. Тогдашней ночной разговор Халльгрима с Фрейдис не шёл у неё из ума. Однако рассказывать об этом не годилось. Особенно ему.
Горбунья поила госпожу настоями боярышника и наперстянки, но целительные травы не помогали.
Смуглолицая Унн приготовила какое-то диковинное блюдо и как умела объяснила Сигурду, что у неё дома так кормили больных, которые жаловались на сердце. Фрейдис передала Сигурду вышитый платок для жены. Но еда так и осталась нетронутой.
Скегги взял осколок козьей бедренной кости и вырезал на нём футарк – двадцать четыре волшебные руны, приносящие победу, удачу, здоровье… Малыш долго собирался с духом, но в конце концов принес их Видге.
– Возьми, – сказал он сыну хёвдинга и протянул ему кость. – Положи это госпоже под подушку. И я знаю, что ты меня убьёшь, если ей станет от этого хуже.
Он ждал, чтобы Видга поблагодарил его подзатыльником. Но ошибся. Взяв руны, Видга молча вытащил нож, уколол себе руку и погуще вымазал кровью всю надпись. И так же молча понёс кость Олаву Можжевельнику, чтобы тот посмотрел колдовское лекарство и решил, стоило ли его применять…
Ещё через три дня Фрейдис велела позвать сыновей.
Халльгрим и Хельги вошли присмиревшие, словно двое мальчишек… Фрейдис лежала на широкой деревянной кровати, украшенной по углам изображениями свирепых зверей. Множество зим эти оскаленные пасти отгоняли от неё дурные сны. От неё и от Виглафа, пока он был жив. Но, как видно, недуг отогнать не смогли…
Лицо матери показалось Халльгриму постаревшим и очень усталым. Ни дать ни взять справила тяжёлую работу и прилегла отдохнуть. И велика та усталость, всё никак не проходит… Халльгрим сел на край кровати, и Хельги осторожно опустился рядом. Халльгрим взял руку Фрейдис, вздохнул и прижался к ней щекой.
– Ты похож на своего отца, – сказала Фрейдис. – Он приходил ко мне сегодня. Его корабль причаливал к берегу и ушёл перед рассветом, потому что негоже им видеть дневную зарю. Видел ли ты след от киля на песке? Виглаф говорил со мной и радовался, что у него хорошие сыновья… – Она помолчала и добавила: – Скоро он приедет ещё.
Халльгрим слушал её молча. Фрейдис шевельнула бледными пальцами, погладила его усы.
– Я могла бы многое открыть тебе, сынок, я ведь сегодня заглядываю далеко. Я вижу, что ты проживёшь долгую жизнь. Ты не всегда будешь счастлив и умрёшь не на соломе. И два ворона будут следовать за тобой, куда бы ты ни поехал.
– Хорошее предсказание, – проговорил Хельги негромко. – А мне ты что скажешь, мать?
Фрейдис закрыла глаза.
– Ты наверняка хочешь знать, достойной ли будет твоя смерть. Но я вижу впереди только солнечный свет. Он ярок, как отблеск на золоте, и мне больно смотреть. И ещё я вижу, что Ас-стейнн-ки зажжёт его для тебя.