Лебединая Дорога (сборник)
Шрифт:
Дивно ли, что на столь обширном пространстве обитало великое множество племён?
Транды, раумы, ругии, халейги и ещё многие иные населяли каждый свой надел. И каждое племя называло свою страну гордо и ласково: Трандхейм, Раумсдаль, Рогаланд, Халогаланд…
Язык же здесь был всюду один. Северный, ещё не распавшийся окончательно на урманский, датский и свейский. Племена разнились одно от другого, пожалуй, лишь вышивкой на родовых башмаках, что надевали на ноги умершим. Да ещё пристрастием к тем или иным именам. Ну, то есть в точности так же, как у Звениславки дома: радимичи, кривичи, словене. Всяк своё, всяк сам по себе, а если разобраться – одно…
Людей, населявших Норэгр, на Руси называли – урмане.
Братья Виглафссоны жили в Халогаланде, стране халейгов. На самом севере населённой земли. Дальше к полуночи обитали только кочевники-финны – знаменитые колдуны, хозяева оленьих стад, охотники на волков.
День за днем драккар пробивался на север.
Викинги проводили в море весь день: когда гребли, когда сидели под распущенным парусом. Вечером высаживались на берег.
Иногда им давал приют какой-нибудь незаселённый залив, загромождённый скалами до того, что лишь искусство старого Олава позволяло поставить корабль. Тогда на берегу вспыхивали костры, а на ночь над палубой растягивали шатёр и выставляли караульных.
Иногда же они стучались в чьи-нибудь ворота. И отказа им не было. Попробуй не распахни ворот – продрогшие мореходы, пожалуй, быстренько снимут их с петель… Но не только страх открывал перед ними все двери. Пусть-ка кто-нибудь тронет тех, кто принимал у себя викингов Халльгрима Виглафссона!
Потому угощали их всюду отменно. И пиво на стол подавали хозяйские дочери. И молодые воины, мечтавшие о женах, ловили их за руки, приглашали сесть подле себя. А Халльгрим без лишней скупости расплачивался за ночлег и сулился заехать ещё.
Но как-то раз он приказал править к берегу, когда день едва перевалил полуденную черту. Вскоре драккар втянулся в горло фиорда, и Звениславка увидела, как высоко на скалах загорелись дымные костры. Это береговые стражи сообщали на своё подворье: викинги идут!
Узкий залив тянулся долго. Потом на одном из берегов открылся жилой двор. Звениславка почти ждала, что увидит над крепким тыном торчащие копья да остроконечные шлемы обитателей двора. Но ошиблась – и отлегло от сердца. Жившие на берегу стояли у края воды, приветственно размахивая руками. Погода в тот день была тихая, драккар неторопливо взмахивал вёслами, и гладкая вода со стеклянным звоном распадалась перед его носом.
Бросили якорь, и Халльгрим первым спустился по сходням. Навстречу шагнул статный мужчина в богатом плаще.
– Я привез тебе рабов, родич, – сказал ему хёвдинг. – И надеюсь, что ты, как всегда, одаришь меня добрым льном. Ну здравствуй, Эйрик Эйрикссон. Велико ли нынче благополучие у тебя в Линсетре?
Имя «Линсетр» означало место, где возделывают лён.
Воины выудили из трюма всех пленников. Немцы по одному вышли на берег, угрюмо озираясь вокруг. К неволе привыкают не сразу. Им ещё предстояло осознать себя рабами вот этого зеленоглазого Эйрика Эйрикссона. И каждое утро, открывая глаза, видеть перед собой не родную хамбургскую улочку, а невозмутимо спокойный фиорд и крутой лесистый склон горы на том берегу. И станет прежняя жизнь похожей на несбывшийся сон. А тот сон, что снился им теперь, – явью, от которой пробуждения нет…
И хотя всё это было у них ещё впереди, те, кто был ранен, отчего-то хромали больше прежнего.
Хельги покинул корабль одним из последних. И он был единственным, кто вслух не радовался стоянке.
Халльгрим и его люди были в Линсетре дорогими гостями. Вечером собрали пир.
Эйрик Эйрикссон, как подобает хозяину, сидел на почётном сиденье, домочадцы – подле него, гости – напротив. Ярко горел посреди пола выложенный камнями очаг. Отсветы пламени бежали по нарядно завешенным стенам, дым уходил в отверстие крыши.
Рабы внесли столы с угощением. Звениславке такие столы всё ещё казались непривычными – низкие, по колено сидевшим. А ели здесь то же, что и всюду в этой стране: рыбу и дичь. Был и хлеб, но совсем не такой, как дома. Потому что неплохо рос здесь один только ячмень, да и тот переводили больше на пиво.
Зато пива подавали вдосталь. И напитка скир, который готовят из кислого молока. Викинги пили по своему обычаю – все вместе, пуская по кругу наполненные рога. И проносили их над очагом, освящая напиток прикосновением огня.
Звениславка сидела рядом с Хельги, по левую руку. И пила сладкую брагу из рога, который ему подносили. Эйрик внимательно разглядывал незнакомку, её нездешний наряд и пуще всего тугую длинную косу. Коса его удивляла – ведь испокон веку девушки носили волосы распущенными, а замужние связывали в узел, прятали под платок. Халльгрим в конце концов заметил его недоумение и объяснил хозяину так:
– Это Ас-стейнн-ки. Она из Гардарики.
И поглядел на брата, но тот промолчал.
Звениславке неоткуда было знать, что Хельги когда-то сватал за себя сестру Эйрика Эйрикссона, зеленоокую Гуннхильд. Хельги был тогда зрячим и сражался не хуже брата, и красив был не менее, чем теперь, и всё-таки вышло не так, как того хотелось и Эйрику, и ему. Своенравная девушка пожелала распорядиться собой по-иному. И оттого-то у Хельги по сию пору не было жены, да и Эйрик чувствовал себя словно бы виноватым.
Вот он и гадал про себя, кто она для Хельги, эта Ас-стейнн-ки?
Два дня в Раумсдале, в гостеприимном Линсетре, пролетели необыкновенно быстро. Серо-стальное море снова закачало драккар. И снова каждое утро Халльгрим хёвдинг продирал глаза первым. И поднимал людей. И те садились на вёсла, не жалуясь на застарелую усталость. Потому что каждый взмах, каждое усилие заросших мозолями рук несло их домой.
5
Было так…
Давно было, но люди запомнили.
Клубились над морем чёрные грозовые тучи.
Запряжённая двумя свирепыми козлами, с грохотом неслась по гребням туч боевая колесница. Спешил на битву с великанами рыжебородый Бог Тор – Перуну словенскому, надо полагать, родной брат. Вздымался в Божественной деснице чудо-молот, каменный Мьйолльнир. Сокрушал врага и возвращался в метнувшую его руку. И видели люди летящую молнию, и слышали катившийся гром…
Но вот увернулся хитрый великан. Заглушило голос бури проклятие разгневанного Тора! А молот-молния угодил по прибрежным горам.