Лебединое озеро
Шрифт:
– А ты помнишь, Диана, – вымолвил он, – ты забыла все, но я помню единственный светлый миг в своей жизни, и я не забуду его никогда.
– Ты стал властителем тьмы, весь мир трепещет перед твоим именем, скрывать нечего, ты – причина ужаса, поселившегося здесь, но почему, из-за чего ты стал таким?
Она ждала ответа, но он лишь печально поднял свой взгляд и посмотрел прямо ей в глаза, объятые грустной и неразгаданной тайной.
– Из-за тебя, – произнес он.
– Нет, – она отвернулась, и по ее белоснежному лицу скатилась слеза.
– Отныне я буду владеть этой страной, – слышались его роковые слова, – но моей власти не
Диана обернулась, чтобы взглянуть в темный омут его глаз. Откуда было взяться человеку в зловещем мире князя тьмы? Предложение больше напоминало сон.
– Я не могу, – прошептала Диана, и в этот же миг золотое обручальное кольцо выскользнуло из ее руки.
– Тогда будь, что будет, – произнес он, и как только оно упало на пол и стукнулось о мраморные плиты, как разбившаяся любовь, раскат грома прогремел вдали, а казалось, в самом ее сердце. Небо над дворцом помутнело, превращаясь в синий ад и разрываясь ужасной грозой, яркая молния расщепила зеленое даже во тьме высокое дерево, и его обломки загорелись обжигающим огнем, это кольцо потерянной любви обручало край света с темным ужасом адской, потусторонней жизни.
Глыбы скал вырвались из земли, все стонало и ревело, как в кошмарном сне, все рыдало и плакало о своей былой красоте и встречало потоками слез своего нового безжалостного господина.
Волны серебристого сияния пробежали по стенам и омрачили красоту дворца, и вот – это уже был мир каменных чудовищ и летучих мышей. Светлый лик дворца стал тьмой вечного, беспощадного проклятия. Мраморные плиты и украшения стали в один миг мрачными камнями огромного замка – логова короля тьмы. Его последняя надежда не сбылась. Сейчас он страдал, хотя тень жестокого владыки уже прокралась в его сердце. Он был повелителем зла, и ничто уже не могло остановить его на его трудном и опасном пути в завоевании мира, но ему нужно было только одно из всего этого кошмара вечной жизни, одно-единственное и оттого еще более дорогое, любимое сердце.
Ветер ворвался в залу и растрепал ее длинные волосы, а повелитель зла медленно, словно в кошмарном сне протянул ей свою белую, как снег, руку, но он не приказывал, он умолял, а перед ее глазами, словно наяву, встало уродливое и злобное лицо рыжей ведьмы, шепчущее:
– Ты никогда не сможешь стать злом.
– Нет, – вырвалось у нее, – никогда.
Она посмотрела на труп, теперь все в нем было холодным и умершим, даже сердце, которое она так любила.
Веки его прекрасных глаз навсегда закрылись, волосы рассыпались по полу. Это любовь к ней его погубила.
Не бросив даже взгляда на темную фигуру перед ней, она кинулась к нему, но мраморное лицо не почувствовало ее последнего, прощального поцелуя. В этот миг повелитель тьмы смотрел на нее, как на белоснежный цветок, выросший в царстве зла, он был влюблен в белого лебедя, и она стала его проклятием.
– Как ты мог, – выговорила она сквозь плач, но ответа не было в мертвой тишине, ему было нечего сказать, в ее глазах он был убийцей и злодеем, но он был
– Ты убийца, – прошептала Диана, – ты отнял столько жизней всего за одну ночь, и всего лишь за один миг ты разрушил все мои мечты.
– Ты останешься со мной, – блеснули его глаза холодной ослепительной надеждой, – смени свой наряд на черное платье королевы зла, на золотой венец с кроваво-красным рубином, богатства человека ничто по сравнению со сказочными сокровищами мира тьмы, ты будешь прекрасна даже черным лебедем.
Она взглянула на королевскую корону. Ее золото сияло теперь так ярко, как не могли сиять все сокровища земли, но теперь в ней появилось что-то темное, зернышки темно-багрового, словно кровь, граната сияли там, где лились чистые слезы алмазов раньше, при жизни их любви, а в середине венца горел, как пламя самого ада, огненно-красный рубин. Рядом лежало пышное платье, все в нем было прекрасно: украшения, кружева и похожие на перья лебедя рукава, кроме одного, черного, как смоль, цвета. Все предвещало ей сказочные богатства, эта ночь звала ее стать королевой тьмы, но в последний миг она вспомнила далекий солнечный свет, свет дня, в нем было столько прекрасного, а тьма была вечной колдовской тайной. Что могло пересилить добро или зло? Лучи ясного рассвета все еще стояли перед ее глазами, и ее глаза были синими, как лазурное небо днем, день не скрывал своей красоты, а ночь хранила в своей душе то, что мучило ее всю жизнь.
Диана взглянула на королевский трон, теперь даже его великолепие казалось мрачным и темным, и страх прокрадывался в душу любого, увидевшего эту залу, но, нет, она не могла стать злом, не могла забыть свет в своей жизни, она уже не была королевой, она была обычной влюбленной девушкой.
– Как бы я хотела умереть вместе с ним, – прошептала она, и еще одна горькая слеза скатилась из ее глаз по белоснежной щеке.
– Ты должна остаться со мной, – воскликнул князь тьмы.
– Диана, – предостерегающе крикнул он, но она рванулась к возвышению, схватила золотой кубок, приготовленный рыжей ведьмой, и, когда ее белые руки коснулись сверкающего золота, что-то нечеловеческое появилось в них, в союзе золота и тонких пальцев возлюбленной темного и проклятого демона.
– Прощай, – прошептала она и быстро поднесла кубок к губам, кровь забурлила в нем, золото вспыхнуло огнем вокруг ее белых рук.
– Нет, – крикнул он, и это был крик безумного влюбленного, а не князя тьмы, но он знал, что таит в себе этот колдовской обряд.
Она сделала первый глоток, и этого было достаточно, ее голова закружилась, кровь в ее венах кипела и бурлила, вспыхивая огнем, она выронила из рук драгоценный кубок, и кровь из него растеклась по мраморному полу.
Он кинулся к Диане, но уже не он обнимал ее, а сама смерть.
– Нет, – шептал он, и хрустальная слеза текла по лицу владыки теней, даже он был способен плакать один лишь раз в своей жизни. Он прижал к себе золотоволосую голову, и последний зов умирающей любви заставил его произнести, как вечное проклятие, одно лишь имя:
– Диана.
Но она упала на пол, корона золотых волос украшала ее бледное лицо, она была мертва, как и его любовь.
– Прощай, Диана, – произнес он, и холодная маска боли исказила его лицо, никто никогда не прочтет эту тайну в его глазах, не услышит ее имя, не увидит чувств его сердца, никто никогда не должен знать, что любовь жила и в сердце злого гения.