Лечить или любить?

Мурашова Екатерина Вадимовна

— Ты говорила, что мой отец дурак и мерзавец. А он — чудесный, щедрый человек с двумя высшими образованиями. На него работают полтысячи человек. У него две квартиры и загородный дом. А ты кто? Сколько ты получаешь? Почему ты выгнала его и прятала меня все эти годы? Мы с ним столько всего упустили!

— Никто его не выгонял и тебя не прятал! — в отчаянии кричала мать, срываясь на визг. — Он сам сбежал! Где он был, когда ты в три года болела крупом и месяц могла спать только у меня на руках? А когда упала с качелей, сломала ключицу, и тебя надо было

кормить с ложки? А когда меня в перестройку сократили и не брали на другую работу с маленьким ребенком… А теперь — явился не запылился, на все готовое. Да ты не разевай рот: он наиграется и опять тебя бросит!

— Ты все врешь! — захлебывалась слезами дочь. — Ты… ты злая дура!

Однажды, исчерпав все аргументы и не справившись с собой, мать с криком: «Ну так и убирайся к нему!» — впервые в жизни отвесила дочери оплеуху.

Девочка выбежала в коридор, схватила куртку и скатилась вниз по лестнице, дрожащими руками нажимая кнопки нового суперского мобильника — подарка отца.

— Папа, я буду теперь с тобой жить, — сказала она, выпив, чтобы успокоиться, стакан коллекционного красного вина и забравшись с ногами в кожаное кресло. — Ты ведь не против, правда?

Папа сидел, прикрыв глаза. Мысли его метались из стороны в сторону. Он не представлял, как они будут жить вдвоем. Он не понимал подростков. Именно сейчас он подумывал о втором браке и о сыне-наследнике: он уже понял, что дочку совсем не интересует его бизнес. Она хотела стать певицей или дизайнером. В конце концов, теперь можно нанять ребенку няню и гувернера. От долгих слез физиономия его дочки казалась похожей на блин. Обиженная папина подруга громко роняла что-то на кухне. Разумеется, она ни за что не станет жить с чужой ей девушкой, которая моложе, симпатичнее… Они же будут непрерывно ругаться, призывая его в судьи своих разборок… Мужчина в ужасе помотал головой.

— Понимаешь, дочка, — осторожно начал он. — То, что ты придумала, это как-то нехорошо по отношению к твоей маме. Она, конечно, тоже погорячилась, но ее можно понять… Разумеется, мы с тобой должны общаться, но… Давай-ка я сейчас сам ей позвоню и попробую обо всем договориться.

Девочка-подросток вскочила с кресла и выпрямилась, уронив пустой бокал. Она понимала: теперь ее предали все! Ничего не осталось! И никого! Стоит ли жить, если все люди такие?!

Мама с папой пришли ко мне вместе. И наперебой пытались обвинить в чем-то друг друга. «А зачем ты?.. А вот если бы ты тогда…» — «А ты всегда…»

Оба продолжают искать виноватого. Не помощники — ни мне, ни дочери.

Объяснять девочке, что все хорошо, рассказывать о красоте мира? Не услышит, еще не минул аффект. Возможно повторение попытки. А что, если она будет «удачной»?!

Был такой уважаемый мною психолог — Виктор Франкл. Он разработал метод парадоксальной интенции, фактически доказательство от противного. Начало разработок пришлось на пребывание автора в фашистском концлагере…

Что ж? Нельзя доказать, что все хорошо, буду доказывать обратное.

— Вообще-то

в твоем возрасте циклиться на проблемах с предками — уже не круто. Других дел нет, что ли?

— Я не крутая, — ответила она, подозрительно глядя на меня.

— Кстати, а что сказал твой парень по поводу той фигни, что ты устроила?

— У меня нет парня.

— Как?!.. Гм-м… Ну, а вообще, в твоей тусовке как — одобряют?

— Я не тусуюсь.

— Почему? В компьютере сидишь? А у тебя в ЖЖ сколько френдов?

— Двенадцать.

— Пф-ф! Даже у меня — старой калоши, и то — сто девяносто семь.

Она не удержалась:

— Так это ваши по жизни знакомые! А сколько взаимных?

— Ни одного! — с торжеством говорю я. — Я вообще никого не френдила. Можешь проверить, я тебе ник скажу.

Девочка умненькая, умеет сложить два и два.

— Что вы хотите мне доказать? Что у меня вообще в жизни ничего не выходит? Что все меня лохушкой считают?!

— Не считай, что люди думают о тебе плохо. Они о тебе вообще не думают.

Разозлилась:

— А психолог в больнице говорила, что я еще встречу много прекрасных людей, и все у меня будет хорошо.

— О-ла-ла…

— А папа с мамой меня, между прочим, любят. У папы даже сердечный приступ был. И они сказали, что пусть я живу с кем хочу…

— Гм-м…

— И две моих подружки каждый раз, когда пускали, ко мне в больницу приходили.

— О-о…

— И Мишка Осин мне эсэмэску прислал: «Ты что, с ума сошла? Не дури больше!»

Попалась.

Дальше она мне доказывала, что мир стоит того, чтобы жить. Я иногда вяло сопротивлялась, иногда соглашалась…

Виктор Франкл — форева!

Напоследок, совет супругам с детьми — банально, но проверено. Если расстались, никогда не говорите дурного о втором родителе. Если не найдется доброго слова, молчите. Заново устанавливая контакт с ребенком после разлуки, не пытайтесь пустить пыль в глаза — надолго не хватит. Не старайтесь «купить» подарками. Лучше поделитесь временем и кусочком души.

Глава 8

Больной ребенок?

Это было много лет назад. Я тогда только начинала работать психологом, практически не имела опыта и потому сначала просто не поверила ни своим глазам, ни своим выводам. Уж больно дикими они мне показались. Впоследствии я видела десятки аналогичных случаев. Но запомнился — первый….

Ребенку недавно исполнилось десять лет. Его медицинские карточки (мать выложила их на стол стопкой из объемистой сумки) имели вид и толщину карт какого-нибудь очень болезненного пенсионера.

— Ничего себе документация! — воскликнула я. — И чего ж там у нас такое, если вкратце?

Мальчик выглядел абсолютно нормальным, но я ни секунды не сомневалась в том, что сейчас мне назовут одну из очень тяжелых, с осложнениями, соматических болезней. Диабет? Сердце? Что-то с почками? С обменом веществ?