Лед и алмаз
Шрифт:
Мало-мальски приноровившийся к строптивой технике Дюймовый сбросил обороты турбины перед тем, как мы выскочили на вершину вала. Поэтому наш прыжок нельзя было назвать ни кинематографичным, ни вообще сколько-либо эффектным. Так, легкий подскок, проверивший амортизацию старенькой «Кайры» без экстремальных нагрузок. Прямо по нашему курсу торчала из снега покореженная железная опора, но Жорик, не поддавая газу, ловко объехал ее, и спустя пару мгновений мы очутились у подножия восточного склона насыпи.
Засек нас кто-нибудь или нет, неведомо, но сами мы никого не обнаружили. Я лишь определил местонахождение устья протоки, и то лишь потому, что оно заметно прогибало ровную на остальном
Скрываться между сугробами было уже нельзя. Теперь их гряды шли поперек нашего курса, так что пришлось пересекать их одну за одной, как до этого мы пересекли насыпь. Задача Дюймового сразу усложнилась. Но он быстро уловил, в переводе на язык алгебры, алгоритм езды по синусоиде. Добавляя и убавляя обороты двигателя, Жорик разгонял «Кайру» на спусках, после чего сбрасывал газ, лихо взлетал по инерции на вершину следующей гряды, переваливал через нее и вновь шел на разгон.
Все это сильно напоминало катание на русских горках, разве что в нашем аттракционе отсутствовали мертвые петли и крутые виражи. Поэтому, несмотря на опасность, Жорик опять не смог сдержать эмоции и принялся улюлюкать. И опять никто его не поддержал. Но если я не сделал это из-за нежелания выглядеть дураком, то Тиберий — по более прозаической причине.
Доктору вообще не было в эту минуту ни до кого дела. Ослабив ремень безопасности, он перегнулся через борт и блевал, давая понять, что подобная качка для лабораторного затворника — это уже чересчур. Однако я не стал проявлять к нему жалость и приказывать пилоту придержать коней. Тоже по вполне прозаической причине. Затормозить для нас сейчас означало утратить жизненно важную инерцию. А без нее разогнать аэросани перпендикулярно такой крупной «терке» было бы очень трудно. Для этого Дюймовому пришлось бы проделать уйму лишних маневров и затратить на них отнюдь не лишнее для нас время.
Я не испытывал от нашей скачки восторг, но что-то ностальгическое, из давно забытых детских ощущений во мне все-таки пробудилось. И, едва возникнув, тут же опять исчезло, а мое внимание вмиг переключилось обратно на суровую действительность.
Поводом тому послужил летящий к нам с севера объект. Небольшой — меньше стандартного авиабота, — но хорошо заметный на фоне ясного полуденного неба. Судя по ровному полету объекта, это был не биомех типа гарпии — те, когда замечают людей, ведут себя в воздухе довольно нервозно, — а беспилотный армейский разведчик. И траектория, по которой он следовал, не вызывала сомнений в том, что объективы его камер уже нацелены на нашу скачущую по сугробам «Кайру».
Мелкий, но востроглазый летун наблюдал у нее на борту не трех, а лишь двух человек — яркое солнце над нами по-прежнему одаривало меня невидимостью. Это, конечно, не имело для нас никакого значения. Если разведчик передает сигнал на катер Грободела, полковник легко опознает всех членов нашей банды. Но если авиабот принадлежит не ему, а взлетел с местной базы для иных целей, был шанс, что новосибирцы не обратят на нас внимания. Два человека в армейских комбезах, движущиеся на аэросанях военно-научного Центра… Что здесь подозрительного? Тем более что в локации уже несколько дней работает экспедиционная группа «Светоча», а сегодня в придачу к ней еще целая прорва крымских гостей заявилась…
Авиабот — легкий одномоторный аппарат, — прошел над нами на бреющем полете. Но — вот зараза! — не отправился затем по своим делам,
Да и черт с ними, со всеми ухищрениями. До Оби оставалось всего ничего — минута-другая езды. Ну а на реке мы разовьем такую скорость, о какой на усеянном препятствиями берегу не могли и мечтать. И пока разъехавшаяся по округе команда Хрякова вновь соберется и пустится за нами в погоню, нас и след простынет.
Я говорю о заметании следов вовсе не в фигуральном смысле. С юга — со стороны Обского моря, — на локацию надвигался тяжелый снеговой фронт. Полз он медленно. Гораздо медленнее стремительных, как лавины, керченских штормовых фронтов. Но одного лишь взгляда на него хватало, чтобы убедиться: такую тучу не под силу развеять даже ураганному ветру.
Судя по окружающим нас сугробам, этой зимой свирепые снегопады были в Новосибирске обыденным явлением и по-настоящему удивляли, наверное, лишь залетных гостей. Причем удивляли не только своей дивной красотой. Помимо наших следов непогода грозила замести множество других, которые мы использовали в качестве ориентиров. Вдобавок у нас не было на примете ни одного укрытия. Конечно, падающий с небес снег не мог пробить нам головы и вызвать у нас переохлаждение, как керченские грады и ливни. И тем не менее мне не хотелось пережидать грядущую напасть под открытым небом.
Авиабот отвязался от нас, когда мы съезжали с берега на речной лед. Кто бы ни отслеживал с воздуха наше перемещение, теперь он мог запросто вычислить дальнейший маршрут «Кайры» и без видеонаблюдения. Вверх по течению нам путь заказан — там ГЭС, которую наверняка контролируют либо чистильщики, либо егеря Ковчега. Обь тоже так легко не пересечешь. Проходящая по центру русла гряда торосов, о которой я уже упоминал, не позволяла перебраться через нее на аэросанях. Само собой, что где-то она непременно заканчивалась или же в ней появлялся просвет. Но на всем обозримом участке реки вздыбившийся лед стоял плотной стеной. После съезда с берега дорога у нас оставалась одна — вниз по руслу. И — на самой высокой скорости. Сегодня наша птица-удача летала очень быстро, и поймать ее иным способом было бы попросту нереально.
Набирать разгон на спуске незачем, и мы просто скатились с горки, как на обычных санях. Снежный покров на льду не был идеально ровным, как могло показаться издали или с высоты. Он представлял собой череду белых дюн, но не таких высоких, как сугробы на берегу. Надумай мы идти по замерзшему руслу на снегоступах, это не составило бы для нас большого труда. Даже самые крупные дюны обладали пологими склонами, на них, не запыхавшись, взошел бы и старик.
Теперь наше пространство для маневров ограничивалось правым речным берегом и торосной грядой. Расстояние между ними, если прикинуть на глазок, составляло около четырехсот метров. Завидев эти просторы, Жорик, казалось бы, должен был вновь заулюлюкать от радости, поддать турбине жару и доказать наконец всему Пятизонью, кто здесь настоящий король скорости. Ан нет! Вместо этого Дюймовый вывел «Кайру» на лед, после чего остановил ее и в нерешительности поинтересовался: