Лед и пламень
Шрифт:
В те дни каждый работал на своём месте. Кинооператоры спешили запечатлеть на плёнке каюты «Седова» и его внешний вид. Мы грузили на него продовольствие и воду. Седовцы с большим интересом посмотрели кинофильм «Человек с ружьём».
Утром 15 января радисты наших кораблей приняли две радиограммы:
«Ледокол „Седов“.
Бадигину, Трофимову.
Команде ледокола «Седов».
Приветствуем вас и весь экипаж «Седова» с успешным преодолением трудностей героического дрейфа в Северном Ледовитом океане. Ждём Вашего
«Ледокол „Сталин“.
Папанину, Белоусову.
Команде ледокола «Сталин».
Примите нашу благодарность за блестящее выполнение первой части задания по выводу ледокола «Седов» из льдов Гренландского моря. Горячий привет.
На палубе флагмана при свете прожекторов и сполохах полярного сияния состоялся митинг.
Назавтра ледокол взял «Седова» на буксир и повёл домой. Луч прожектора освещал красное знамя, водружённое на том месте, где закончил свой дрейф теперь уже легендарный ледокольный пароход «Седов».
Дни шли в трудах и заботах, при беспрерывном свете прожекторов, под вой и свист январского ветра. Седовцы были счастливы: каждый день приближал их к родной земле.
1 февраля 1940 года Бадигин и Трофимов телеграфировали в ЦК ВКП(б) и СНК СССР:
«Сегодня экипаж „Седова“ вступил на родную землю».
Не буду долго рассказывать о том, какой приём устроила Родина своим героям-полярникам. Экспресс, на котором ехали седовцы, вели лучшие машинисты заполярной магистрали, завоевавшие первенство в соревновании в их честь.
В Москве на площади Белорусского вокзала состоялся грандиозный митинг. И — приём в Кремле вечером 2 февраля.
Через день в «Правде» были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза всем членам экипажа — участникам дрейфа на ледокольном пароходе «Седов». Звание Героя было присвоено также капитану флагмана «Сталин» Михаилу Прокофьевичу Белоусову. Я стал дважды Героем.
Были награждены и ледокол «Сталин» и пароход «Седов» — орденами Ленина. Орденами и медалями был отмечен и труд многих членов экипажа ледокола «Сталин». После рейса М. П. Белоусов получил новое назначение — стал начальником морского управления ГУСМП и членом коллегии Главсевморпути.
Подвиг седовцев велик тем более, что эти мужественные люди, борясь с непогодой и холодом, тьмой и однообразием полярных будней, сумели провести значительную исследовательскую работу, сделали важные научные открытия.
Зарубежная и наша пресса в те дни писала об эпопее «Георгия Седова» очень много.
В заключение скажу, что до сих пор храню очень дорогой для меня документ: телеграмму вдовы Г. Я. Седова — Веры Седовой, которая поздравляла нас с годовщиной освобождения из ледового плена ледокола «Седов» и его команды.
ВОЙНА!
Я не собираюсь писать историю войны в Арктике. Просто хочу рассказать о том, чему был свидетелем, рассказать о своих товарищах, вместе с которыми жил и работал военные годы, о том, как сражались и трудились советские полярники.
Мы знали, что фашистская Германия готовится к войне с Советским Союзом, и сами готовились во всеоружии встретить агрессора, но не знали, когда и где прозвучат первые выстрелы. О том, как готовились мы встретить врага, что успели и чего не успели сделать, написано много книг, и нет необходимости повторяться.
Партия и правительство уделяли повседневное внимание развитию оборонной промышленности, укреплению боевой мощи наших Вооружённых Сил.
Я был делегатом XVIIIсъезда партии и помню не только обстановку высочайшего патриотического подъёма, которая царила тогда в зале заседаний, но и ту единодушную деловую озабоченность, с какой обсуждались вопросы обороны страны.
Как свидетельствуют очевидцы и историки, не было ни одного заседания Политбюро, на котором бы не шла речь о подготовке к войне: Центральный Комитет партии знал, что война неминуема, прилагал все усилия, чтобы выиграть главное — время.
Все мы жили и работали тогда, зная, что война — у порога. Мы торопились. Весна и начало лета 1941 года были заполнены усиленной подготовкой к очередной арктической навигации.
В те дни я засиживался в своём кабинете в здании Главсевморпути иной раз до рассвета, обсуждая с товарищами сложные планы предстоящих работ. Нередко приходилось проводить на работе выходные дни. Но в воскресный день 22 июня, последний выходной день перед началом навигации, я решил поехать за город, на дачу, и выспаться как следует.
Для каждого, кто пережил первый день войны, он памятен до мелочей. Это и понятно — страшная весть сразу же разделила жизнь и время надвое: до войны и — война.
Мне почему-то больше всего запомнились солнечные пятна на дорожке среди деревьев. По этой дорожке, по этим солнечным пятнам в очень тихое и светлое раннее утро я бежал к машине.
Я читал газету, когда неожиданно раздался телефонный звонок.
— Товарищ Папанин, срочно приезжайте в Москву. Началась война.
Меня больше всего тревожила мысль: как мы должны теперь строить работу Главсевморпути, какие проблемы поставят перед нами первые же часы и дни войны?
Когда я вошёл в свой кабинет, он был полон народу.
— Товарищи, — сказал я, — давайте обсудим самые неотложные дела.
Сразу же были даны конкретные указания каждому начальнику управления, назначены ответственные лица за решающие участки работ.
— А посмеют ли немцы сунуться в Арктику? — усомнился Кренкель. — Судя по первым сообщениям, главный удар нацелен на Белоруссию и Украину…— Очень надеюсь, — отвечал я ему, — что они не посмеют, но быть спокойными нет оснований, мы должны готовиться к худшему.