Лёд моих диких снов
Шрифт:
Скинув кроссовки, прошёл в ванную. Вымыл руки и направился к ребенку. Несколько секунд тупо смотрел на орущий комок, ставший жирной красной чертой, переразавшей мою жизнь пополам. С Верой и без Веры.
Сделав над собой усилие, все же взял его на руки.
— Ну и чего голосишь, мужик? Не враг я тебе. Не трону я твоих родителей.
Ребенок несколько раз всхлипнул и затих. Нелепо взмахнул пухлой ручкой и неожиданно улыбнулся.
— Ты зачем его взял?
Мать явилась на неожиданную тишину и замерла в проёме с бутылочкой
— Он улыбается.
— Дети в таком возрасте не улыбаются. Отдай мне его немедленно.
Не дождавшись от меня никакой реакции, подошла и выхватила ребенка из моих рук. Он попытался заорать, но она ловко заткнула его рот мутной белой смесью, плескавшейся в бутылочке. Мелкий выплюнул ее после пары глотков и вновь заголосил.
— Напугал ребенка, — укоризненно припечатала она. — Ну, давай, малыш… За папу, за маму…
— Не получится из тебя бабушки.
Она бросила на меня испепеляющий взгляд. Хотела что-то сказать, но в дверь постучали.
— Кого там ещё принесло?
Щёлкнув замком, мать поудобнее перехватила внука и открыла названному гостю. На пороге показалась взбитенькая тетя Лиза.
— Лизка. Ты чего без звонка.
— Так ты ж сама просила зайти.
— Да? Прости, Лизка. Совсем вымоталась.
— А родители где?
— Отдыхать уехали. Всучили и уехали.
— Ай, сладенький. Чего ж ты так кричишь? Бабушку совсем вымучил, — защебетала материна подружка, справляясь с отдышкой. — Иди-ка ко мне…
Мать без колебания отдала ребенка и бутылку и удалилась на кухню. Снова загремела посуда.
— Димка! Ты что ли? — Тётка удивилась, остановившись в пороге зала.
— Я, я. Проходите, тёть Лиз. Не кусаюсь.
— Ух, какой крепенький стал. Ни за что не узнала бы, — поделилась она, плюхаясь на диван. — Ну что там? Все спокойно в стране?
— Спокойно пока, — отозвался я, глядя как она пытается всунуть ребенку злосчастную смесь.
— Лиз, посмотри за ним. Я хоть сполоснусь пойду.
— Да иди, Алиночка. Конечно иди, — пробормотала тетя Лиза, с новым рвением впихивая соску в рот мелкого. — Новости посмотришь и жить страшно. Чего ж там только не творится! И взрывы… Ну, маленький, кушай давай…
— Дайте я попробую.
Лялька вновь перекочевала ко мне.
— Давай, мужик, ешь.
— Дениска, — подсказала тетя Лиза.
— Дэнка, значит? Ну, давай, Дэнка, бери. — Мелкий жадно вцепился деснами в соску.
— Сиотри-ка, ест! Я что говорю? И взрывы, и бомбёжка. Ужас-то какой. Говорят, что простых ребят отправляют туда. Зелёных совсем.
Дэнка высосал полбутылки и глаза его стали слипаться. Через несколько секунд соска выпала изо рта и он уснул спокойным сном.
— В люльку положи, — между делом посоветовала тетя Лиза и продолжила: — Это что же, можно разве так? Просто брать и отправлять на войну? Чай не вторая мировая, прости Господи…
— Нельзя, тетя Лиза. Просто брать и отправлять
— Вот и я говорю…
Поднявшись, аккуратно переложил племянника в люльку, всучил тете Лизе бутылочку и пошёл в коридор.
— Ладно, тёть Лиза. Дальше без меня справитесь.
— А ты куда? Даже чаю не попьешь?
— Дела.
— Деловой ты наш. Ну давай, удачи тебе.
Удачи. В чем? В состязании с жизнью? Тряхнув головой, выбежал во двор и лёгким бегом направился домой.
Первым делом вытащил на помойку все бутылки. Чуть помедлив, собрал в мешки все Верины шмотки и отправил вслед за бутылками.
Вытащил из шкафа старые трико и принялся за тренировку. Нагрузки с этого дня стали жёстче, удары сильнее и ловчее.
Бой, первый бой за полтора года передышки вышел чисто механическим. Истосковавшаяся верная публика с трепетным интересом следила за мной, а я не следил за противником. Его вес, ловкость, боевая квалификация, техника ведения боя — всё это было безразлично. Только взгляд, смеющийся и наглый, давил на нервы.
В голове вместо просчета шагов настойчиво вертелся голос почившего Старшины: "Мирных не трогать! Мирных не трогать!"
Удары, выпады рук, блоки — всё проходило мимо сознания. Срабатывали внутренние механизмы, вбитые в мозг кулаками инструкторов по рукопашке, там, у командира под боком.
Первый раунд закончился победой. Хлипкие хлопки слабо прозвучали в гробовой тишине зала.
В подсобке Рустем рвал и метал, но изо всех сил старался казаться спокойным.
— Архип, твою мать… — Выдохнул он с присвистом. — Что за концерт? Ты хоть понимаешь, что делаешь?
Сколько раз за последнее время я слышал этот вопрос? Вероятно, действительно разучился понимать. Разучился думать по-простому. Подстраиваться под разум примитивных животных.
— Это не армия, Архип. Здесь другой уклад жизни. Выйди уже из оцепенения.
— Чего ты хочешь от меня?
— Публика, Архип. Публика хочет зрелищ.
— Зрелищ?
— Да, Архип. Зрелищ. Нахрен мне терминатор с тупыми механическими действиями? Я на ставках заработаю больше, чем на тебе.
Зрелищ… Всем хочется зрелищ. Примитивный тупой инстинкт жадных до развлечений полулюдей. Кровавое побоище — лучшее из зрелищ, придуманных такими же полулюдьми. Интересно, тому, кто устроил войну, тоже зрелищ хотелось?
— Что? Что ты на меня так смотришь?
— Скажи, Рустик, ты мне прочно белый военник обеспечил?
— Железно, Архип. Иначе нахрен мне с тобой возиться?
Взгляд задержался на нем дольше обычного, отчего Алиеву сделалось нехорошо. Глаза слегка засуетились, кадык дернулся. Всё остальное выдавало в нём абсолютное спокойствие.
“ Ослабел, — отметил я про себя. — Всё бодришься, веришь в своё всемогущество. Стареешь, голодный шакал. Собачонки твои, верные псы, однажды прочувствуют твою слабину и перегрызут глотку…"