Лед. Чистильщик
Шрифт:
– С одиночкой оборотни наверняка поиграть решат, а двоих всерьез валить станут. Оборотень в засаде – это просто машина убийства, если не в курсе.
– Как скажешь.
– Здесь жди, никуда не уходи.
Присев, я ухватился за край бетонного кольца – зря перчатки в машине оставил, – и свесился вниз. Моментально черпанул ботинками воду, а когда разжал в руки и бухнулся в грязь, то промочил и штаны.
Черт!
– Ты как? – окликнул меня Виталий, чей силуэт четко выделялся на фоне светлого неба.
– Нормально. Веревку приготовь и жди. Веревка-то у вас найдется?
– Найдется.
– Вот
На первый взгляд – ничего необычного. Труба в одной стене, труба в другой. Но стоило ступить через грань, разделявшую реальный мир и порожденное магией пространство, как потолок выгнулся бетонным сводом, а сам я оказался посреди неглубокого ручья.
Опасаясь зацепить макушкой низкий потолок, я пригнулся и, освещая себе путь фонариком, осторожно двинулся вперед. Ботинки начали вязнуть в затянувшем дно иле, а вот вода очистилась, и постепенно ее уровень поднялся до середины бедра; пришлось даже приподнимать полы куртки.
Ух, холодная, зараза…
Холодная? Да нет, это меня из-за текшей навстречу магической энергии морозит.
Когда впереди замаячило светлое пятно дневного света, я выключил свой Olight, прошел еще метров десять и, перебравшись через поваленную в воду ржавую решетку, очутился в узкой протоке, с обеих сторон к которой клонились ветви плакучих ив.
Продравшись через густые заросли, я поднялся на крутой берег и без особого удивления обнаружил, что вышел к заросшей камышом свалке, а приведшая меня сюда протока вытекает из окруженной деревьями заводи.
На вид тишина и спокойствие, но, как известно, в тихом омуте черти водятся. Вот и проверю…
И, вылив хлюпавшую в ботинках воду, я по тянувшейся через заболоченный луг тропинке решительно зашагал к росшим на берегу заводи ивам. Впрочем, решительности хватило ненадолго. Заметил развешенные на деревьях черепа, и как-то сразу сделалось не по себе.
Черепа на вид были самые натуральные – человеческие. Плохо очищенные, с обрывками скальпов, клочьями кожи и кусками разлагавшейся плоти. Они и сами собой представляли жуткое зрелище, а уж как пахли…
Нет, у оборотней точно крыша поехала. Еще понимаю, когда злые мальчишки лягушек из рогаток бьют и потом их развешивают, но не людей же!
И тут над болотом пронесся протяжный, заставивший вздрогнуть вой. Вой, в котором сливались воедино лютая радость и предвкушение славной охоты.
Беги, человек! Беги! А мы на тебя поохотимся!
До выхода из свертка недалеко, но пытаться обогнать оборотня? Ну если только у кого-то последним желанием бег по пересеченной местности значится…
Развернувшись к камышам, я стиснул рукоять пневматического револьвера и завертел головой по сторонам.
Луг шириной метров тридцать – сорок, одним прыжком такой не преодолеть. Получается, небольшое преимущество на моей стороне. Только бы все скопом не накинулись, только бы…
Но нет, выбравшаяся из камышей на открытое пространство черная – чернее самого мрака – зверюга, выглядевшая противоестественной помесью гориллы
Вот это я вляпался!
Захотелось достать дробовик и отстрелить страшилищу голову, и лишь некая скованность медленно приближавшейся твари удержала от столь опрометчивого поступка. Пусть оборотень и походил на матерого хищника, но двигался он, будто тщательно обдумывал каждое движение, словно находиться в этом теле было для него внове. А раз так, не стоило пороть горячку.
Перехватив револьвер двумя руками, я прицелился и открыл стрельбу, когда нас разделяло не больше десяти метров.
Чпок! Чпок! Чпок!
Три дротика вонзились в мускулистую грудь и плечи, и только тогда чудище сообразило, что происходит нечто неправильное. Стремительным, но неловким прыжком оборотень взвился в воздух, тяжело приземлился, и тут же его черную шкуру пронзили еще два дротика.
Чпок! Чпок!
Взревев от ярости, тварь метнулась в атаку, и я с расстояния вытянутой руки всадил в короткую шею последний заряд. А потом качнулся в сторону и со всего маху наподдал ботинком под крестец промахнувшейся твари.
Оборотень как-то очень уж пронзительно взвизгнул, резко развернулся на месте – аж вырванная с дерном трава из-под когтей полетела, – и прыгнул вновь, но вновь неудачно. Теперь его подвели подкосившиеся лапы. Он неуклюже уткнулся мордой в землю и завалился на бок, открыв для удара голое брюхо и гипертрофированное мужское достоинство.
Пнуть бы, да уже не до него: через луг неслась серая тень – грациозная, смертоносная, стремительная. Выдирая через разрез в куртке обрез, я развернулся и пальнул навскидку. Сыпанули искры, ствол несильно подкинуло, а смазанный силуэт тотчас обернулся кубарем покатившимся по траве зверем. Но серебряная картечина лишь слегка зацепила бедро, и зверюга грациозным движением поднялась на три здоровых лапы.
Не теряя времени, я дернул на себя разложенную рукоять дробовика, обратным движением загнал в патронник новый патрон и потянул спуск, целясь в приплюснутую голову. Не вышло: за миг до выстрела оборотень плавным движением отпрыгнул, и заряд впустую вспахал землю.
Чтоб тебя!
Подавив панику, я перезарядил обрез и вновь спустил курок. Уже изготовившаяся для прыжка тварь резко приникла к земле, и дробь лишь располосовала макушку и спину. Полетели темные брызги крови и клочья серой шкуры, а вот следующая порция серебряной картечи подчистую снесла вытянутую морду.
Раз – и будто черной краской траву окатило. Правка не требуется, уже и обратная трансформация началась.
Да уж, как ни крути, девочка половчей мальчика оказалась. Заставила понервничать.
Расстегнув куртку, я достал из кармана патрон двенадцатого калибра, повернулся к ворочавшемуся в наркотическом забытье «мальчику»… и тут позади еле слышно плеснулась вода!
Мать!
Выставляя перед собой разряженное оружие, я крутнулся к протоке, но тотчас сильнейший удар сбил с ног и отбросил на траву. Бок обожгла острая боль, и только бронежилет помешал выскочившему из болота перевертышу запустить когти в мои потроха.