Шрифт:
Живем и думаем, что все делаем себе на пользу. А нет, как показывает время. Оно обличает результат наших действий, выворачивая хорошее и плохое с одинаковой непредвзятостью.
Свет фар с трудом разрезал плотную пелену снега. Вдруг, перед самым капотом, мелькнула тень. Водитель со всей силы нажал на тормоз. Но у порыва ветра нашлись собственные планы, он потащил машину по скользкому накату. Металлический скрежет, резкий толчок разбудили дремавшего на переднем сидении пассажира.
– Мать твою!! Ты что творишь?
– выругался мужчина, осторожно трогая на лбу быстро набухающую шишку.
– Извините, Андрей Петрович. Вроде кого задел, - пролепетал водитель.
– Что!!!
– взревел начальник.
– Можно выйду, посмотрю, - совсем растерялся шофер.
– Эх, Жора, Жора, тебя явно курица снесла, - слушал недовольство водитель словно сквозь вату в ушах и дергал ручку.
Дверь как назло заело. Слова начальника «Да иди уже!» прозвучали будто толчок. И водитель вывалился на обочину дороги. Взгляд Андрея Петровича коснулся неоновых часов на черной панели.
– Едрит-твою за ногу! Как чувствовал, что застрянем. Ну, Жора, - брюзжал он под воображаемый бой курантов.
Наваждение воспринялось особо злым и колючим. Мужчина встряхнул головой, нашел на полу шапку, нахлобучил и, выглянув из машины, крикнул:
– Ну что там!?
– Шеф, тут старуха в сугробе…
– Живая?
– Вроде…
Мужчина неохотно шагнул в неуютную темень, присмотрелся и вынес решение.
– Слушай, ты не мог ее сбить. Она далеко от дороги.
Рослый и неуклюжий шофер облегченно вздохнул. Начальник нащупал в кармане телефон.
– Скорая? Тут на сорок седьмом километре бомжиха в сугробе. Может подберете, пока не окочурилась.
…На том конце помолчали и неохотно ответили, что вызов принят.
– Погнали, то водка закипит, а бабы перегорят, - буркнул начальник, направляясь к машине.
– Сынки, - послышался позади слабый старческий голос.
Шофер замялся. Андрей Петрович открыл дверь автомобиля.
– Шеф! Замерзнет ведь бабка.
– Жорик, не тупи! Слышал же - скорую вызвал. Или самому за руль сесть?!
Хлопок дверцы прозвучал приказом. Жора поспешил к машине, отмахиваясь от ударяющего в спину голоса несчастной старухи.
– Как-то не по-человечески, - прогнусавил он, выжимая сцепление.
– Жора! Не буди зверя. На цыфирки глянь. Бензина с гулькин член.
– До ближайшего села докатим, - не сдавался Жора.
– Докатить можно, но я, Жора, еще надеюсь Новый Год встретить. Просек? Тогда - алга.
****
…Мартовский денек радовал, хоть и накрапывал мелкий дождик. Запах новенького авто бодрил, как и аромат подснежников, лежащих рядом. Андрей Петрович изредка косился на букетик, представляя миленькое личико молодой жены. Он намеревался заехать в ювелирный - выбрать серьги под цвет Олюшкиных глаз. «То-то угожу, все-таки как свезло с женой. Скромная, искренняя и нежная, пташечка моя», - с умилением подумал мужчина и автоматически прибавил скорость, да так, что почувствовал, как воздушная волна прошила салон.
Неожиданно за спиной послышался хриплый кашель. Взгляд Андрея Петровича метнулся в зеркало заднего вида. «Что за фигня?» - успела мелькнуть мысль до того, как все нутро захолодело. Мужчина медленно обернулся.
Сзади, хитро прищурившись, на него смотрела незнакомая худенькая старушка.
– Ты откуда?
– выдавил из себя Андрей Петрович.
– Ой, милок! Да я тутошняя. Прямь с этого самого места, - ухмыльнулась бабуся.
Тот глянул в окно и прочитал на дорожном знаке: «сорок седьмой километр». Недоумевая спросил:
– Ты о чем, старая?
– Ууу… короткая у тебя память. Всего-то три месячишка минуло.
Нахлынувшая волна раздражения подкатила к горлу. Андрей Петрович механически надавил на тормоз. Автомобиль недовольно заскрежетал. Мужчина поспешно выскочил из машины, резко открыл дверцу со стороны внезапной попутчицы и прохрипел:
– Выметайся…
– Или что?
– уперлась незнакомка.
– Во тварь наглая!
– взорвался Андрей Петрович, готовый ухватить за шиворот нахалку, но подкосила резкая боль в сердце.
Задыхаясь, рвя ворот рубашки, он заскользил по крылу автомобиля на мокрый асфальт.
– Ааа… жить хочется!!!
– разразилась нечеловеческим хохотом бабка.
Вибрации голоса старухи словно проникали ему в грудь и сжимали сердце. Казалось, что кровь поднялась в голову и она вот-вот лопнет.
– Ладно, живи, душегубец. Но помни! Свет Божий видишь, пока заботишься обо мне. Так сказать, выполняешь мои прихоти. Или издохнуть прямь сейчас желаешь? Мо-ло-доженец… жизнь то, небось, налажена? Есть деньги и власть, не жалко бросать отбитое потом и кровью?
Боль отступила. Мужчина с трудом отдышался, удивляясь казусу. Он, вообще-то, слыл здоровяком в свои сорок пять. Тут - приступ сердечный. Мысли путались. Перед глазами замерцал образ юной жены.
– Ну как быть ей вдовицей?
– напирала старуха, точно копалась в его мыслях.
«Наверно надо согласиться, там разберусь», - решил он, что договорившись, избавится от кошмара.
– Ладно, твоя взяла. Теперь пошла вон…
– Рада, что уши мытые. Огорчает, что мозги зашарканные. Не понял, голубчик, что отныне мы тень друг друга. Ибо, я жизнь и смерть твоя в одном личике.