Леди и авантюрист
Шрифт:
Старуха резко выпрямилась и сердито отодвинула от себя тарелку с салатом, как если бы вдруг потеряла аппетит.
– Слышать больше не могу! – громко воскликнула она, пренебрежительно махнув рукой. – Работа! Работа! Всегда одна работа!
– Можешь мне верить или не верить, как тебе заблагорассудится, бабушка, – огрызнулся де Роуэн. – Но вспомни, если захочешь, конечно, что у меня на самом деле есть работа, причем такая, которая мне самым невероятным образом доставляет удовольствие.
На синьору подобные доводы не действовали.
– Баста! – выкрикнула она и яростно замахала руками. – Дело безнадежное! Слышать про работу больше не желаю! Между прочим, Максимилиан, здесь у нас тоже есть чем заняться. Или ты до сих пор не заметил?
Де Роуэн бросил на бабушку предостерегающий взгляд. Он знал, чем все может 'закончиться.
– Бабушка София, пожалуйста, не наскакивай на меня.
Но, как всегда, униматься она и не собиралась.
– Ну уж нет, Максимилиан, хотя бы один раз за все время ты должен меня выслушать! Завтра я буду договариваться с партнерами из «Бери Бразерс». Дорогой мой, предоставляется блестящая возможность! Они как раз подыскивают импортера итальянских марочных вин с·исключительными правами!
Де Роуэн постарался держать себя в руках. Он обожал свою бабушку и знал, что она всей душой хотела сделать для него то, что считала самым лучшим.
– Примите мои поздравления, мэм, – предельно учтиво проговорил он. – «Бери Бразерс» всегда являли собой бастион достатка и замечательных возможностей.
Глаза бабушки уже горели неукротимым пылом.
– Макс, ты только подумай! – Широким, все обнимающим жестом она раскинула руки в стороны. – Кьянти из Тосканы. Соаве из Венеты. Бароло из северных провинций. Мы уже держим мертвой хваткой виноградники в долине Луары и большую часть немецких виноградников. Если мы будем прозорливы и осторожны, то очень скоро в наших руках окажется половина марочных вин высшего сорта, которые импортируются в эту страну.
– В самом деле? А я-то полагал, что все уже давным-давно сделано, – суховато ответил де Роуэн. – Несомненно, только то, что я помочь в ваших делах ничем не могу.
София наклонилась вперед и умоляюще развела руки.
– Максимилиан, мне же нужен мужчина, – ласково проговорила она. – Ты знаешь, все английские торгаши смотрят на меня и видят изможденную старушенцию, которая давно стоит одной ногой в могиле. Первое, что им приходит в голову, – как следует меня обобрать. Уломать их мне совершенно невозможно, и в результате наши цены летят вниз.
Де Роуэн не смог сдержать короткого смешка.
– В таком случае желаю им всяческой удачи в их устремлениях. Бог его знает, сколько им понадобится удачи, если они хотят выйти после переговоров с тобой обутыми и одетыми.
– Дерзкий мальчишка! – прошипела София. – Я хочу, чтобы ты мне помог! Ты мне нужен!
– Ты хочешь, понятно, – спокойно ответил ей внук. – Но при всем моем к тебе уважении, бабушка, из того, что я могу дать, тебе не нужно ровным счетом ничего. Твоя репутация всегда шла, идет и будет идти впереди тебя. А у меня другие обязанности. Отчего бы тебе не потолковать с Трамблом? Он замечательный управляющий, намного лучше во всем разбирается, чем я.
София Кастелли на протяжении всего разговора судорожно сжимала в кулаке салфетку. Теперь она отбросила ее в сторону и раздраженно стукнула кулаком по столу, да с такой силой, что фарфоровые чашки жалобно зазвенели.
– Матерь Божья, Максимилиан! Тебе давно пора взять штурвал в свои руки! Хватит, идеалистов в нашей семье было предостаточно! Не пора ли положить конец бессмысленным жертвам во имя равенства и свободы?
У де Роуэна возникло такое чувство, будто сердце у него в груди вдруг взяло да и остановилось. На этот раз она зашла слишком далеко.
– О чем ты говоришь?
София больше не могла сдерживаться.
– Я говорю о том, что ты такой же упертый, как и твой отец! И конец у тебя будет точно такой же!
– То есть как у моего отца, так? – прошипел де Роуэн, вдруг обретая ледяное спокойствие. – Ты имеешь в виду именно его кончину? Если так, то поостерегись.
Старуха едва заметно подалась назад.
– Я сказала именно то, что сказала, дорогой внучек, – прошелестела она угрюмым шепотом. – Торговые дела и политика придуманы для вероломных компаньонов; твой отец узнал о них слишком поздно, да упокоит Господь его душу.
Она машинально осенила себя крестным знамением.
Странно, но ее жест ничего, кроме раздражения, у де Роуэна не вызвал.
– Простите, мэм, но мой отец занимался виноторговлей, а не купеческими делами.
Донна София с такой силой стиснула губы, что они аж побелели.
– Когда он лег с моей дочерью на брачное ложе, то стал купцом. Таким был наш уговор. Моя безрассудная Жозефина надумала в него влюбиться, и мы заключили сделку: его многочисленные виноградники в Европе и мой миланский торговый дом по экспорту. Могучий союз, что и говорить! И все делалось ради тебя, ради твоего будущего!
– Тогда кому-то не удалось объяснить все это бонапартистам, не так ли? – ответил де Роуэн, озлобленно тыкая вилкой в стоявшую перед ним миску с салатом. – В противном случае, я просто уверен, им и в голову бы не пришло спалить ко всем чертям наше поместье и виноградники.
Старушечий кулак еще раз опустился на стол, но уже потише.
– Виноградная лоза вырастет снова, – грустно проговорила София. – Я вот только боюсь, как бы твое сердце уже не умерло. Тебе почти тридцать семь лет, и я тебя спрашиваю: где же твоя страсть? Где жажда жизни? Конечно, ты не преминешь сказать – в работе на благо человечества, вот где! Тогда ты просто глупец. Ты знаешь, что случилось с твоим отцом! Они слопали его и не подавились – и довели мою дочь до того, что она·проплакала все глаза и·раньше срока сошла в могилу. Тебе не кажется, что англичане когда-нибудь точно так же слопают и тебя? для них ты чужак, внук, и где ты появился на свет, не имеет значения.
С утомленным видом синьора Кастелли поднялась из кресла.
– Мария, проводи меня наверх. Что-то мне расхотелось есть. Уж лучше закрыться в спальне и голодать до смерти, чем мучиться от горечи в груди.
Задавив на корню все свои рвущиеся наружу душевные волнения, де Роуэн быстро поднялся из-за стола, небрежно бросив салфетку на скатерть.
– Бабушка, простите меня за то, что так часто доставляю вам огорчения. – В порыве чувства он взял ее руку и поднес к губам. – Сердце мое не лежит к коммерции, но будем надеяться, что оно еще не умерло.