Леди и наследство
Шрифт:
В какой-то момент даже показалось, будто моя двойственная натура, что нашла выход сегодня в песне, подвела меня и заставила обоих Де Ла Серта подозревать меня в чем-то еще более странном и опасном, чем ведьмовство.
Но нет, и Мануэль, и его брат смотрели на меня так же, как и прежде. Разве что к привычной неприязни прибавилась капля недоумения, но не слишком большая, она не могла бы ничего изменить.
— Благодарю вас, сэр, однако я не превзошла тех в высшей мере одаренных музыкантш, которые радовали сегодня собравшихся своим искусством, — ответила я в обычной
Благовоспитанной молодой леди подобает быть скромной.
Теодоро разразился нескончаемым потоком славословья, который захлестнул меня с головой. Я узнала много нового и о своем изяществе, и о элегантности, и о уме, и о музыкальной одаренности. Хорошо хотя бы у Теодоро хватило ума не распинаться о моей несравненной красоте, спасибо и на том. Старший Де Ла Серта снова смолчал, и это было настолько непохоже на обычно энергичного и деятельного молодого человека, что поневоле заставляло нервничать и жалеть о том, что так неосторожно вела себя этим вечером.
Быть может, вовсе и не я стала причиной такого его безмолвия и задумчивости? В конце концов, я не начало и конец мироздания для людей подле меня, и не каждая перемена в Де Ла Серта должна быть связана со мной. Молодые люди многое пережили за время своего пребывания на чужбине, и каждое перенесенное испытание должно было оставить свой след на их душах.
— Мы с братом счастливы были видеть вас сегодня, леди Ева, — решил еще раз выказать мне дружеские чувства Теодоро Де Ла Серта с совершенно обезоруживающей улыбкой, которая наверняка поразила не одно женское сердце.
На свое счастье, я уже успела пасть жертвой чар Мануэля, так что находилась в полной безопасности рядом с его братом. Обаяние Теодоро не трогало меня.
— Я рада слышать это, — с вежливой улыбкой ответила я, впрочем, смотрела спокойно и строго, как и прежде. Такого же пристального взгляда удостоился и второй Де Ла Серта, следы чар на Мануэле по-прежнему можно было заметить, для него все еще ничего не закончилось… Значит, эта погибель моя еще надолго останется рядом, и придется терпеть, смотреть на него, вспоминать все нанесенные мне осознанно и неосознанно обиды и мучиться от любви, что все еще теплится в истерзанном сердце.
И защищать его.
"Захочешь — твоим станет, ноги целовать начнет", — прошептал прямо в моей голове вкрадчивый шепот.
И я знала, со мной говорит то же существо, что помогло мне сразиться с фэйри в миг беды. За такую услугу придется рано или поздно платить дорогую цену… И не пришел ли сейчас час оплаты счета?
"Ты будешь властвовать над его сердцем и душой безраздельно", — продолжал сулить некогда самое желанное, самое сокровенное голос.
Я ведь все еще любила Мануэля Де Ла Серта. Влюбленность прошла, сгорела в огне как осенняя листва. Влюбленность не может существовать долго, особенно, если кормить ее только обидами и душевной болью, а вот любовь — эта тварь более живуча и ядовита, она вцепляется в тебя зубами намертво и порой кажется, что вырвать ее можно только с куском собственной плоти.
"Ты же шувани, Чергэн, могущественная шувани.
Я и правда была могущественной шувани. Разумеется, мне было по силам внушить страстную любовь к себе иберийцу, и Мануэль Де Ла Серта действительно стал бы целовать мне ноги. Вот только нет большего греха, чем лишать другого свободной воли, да и нет на всей земле таких чар, которые зародят в сердце человека подлинную любовь.
Все будет действительно по воле моей, и моя воля такова — пусть Мануэль Де Ла Серта живет и дальше. Свободный. Цыганское сердце любит долго, но тоже способно разлюбить, пусть для этого и потребуется много времени.
Голос больше не звучал, ни на что не уговаривал и ничего не сулил, однако я пребывала в полной уверенности, что в момент моей слабости, этот искушающий демон вновь начнет нашептывать мне, толкать на поступки, за которые я после начну ненавидеть самусебя.
— Надеюсь, вы и далее не станете лишать нас счастья видеть вас? — решил выяснить сразу весь расклад Теодоро Де Ла Серта.
В чем же его выгода от моего присутствия? Не пожелал бы этот молодой человек просто оказаться в обществе женщины ему не слишком приятной, если бы не ждал от этого какой-то пользы для себя.
— Не могу в этом поклясться, сэр, — покачала я головой, всей душой мечтая избавиться от такой докуки, как братья Де Ла Серта, однако притом понимая, что не покину иберийцев, пока Мануэль не будет, наконец, в безопасности от притязаний колдуна.
— Мы вероятно чем-то обидели вас, леди Ева, что сперва вы нас избегаете, а после держитесь так холодно, — подал голос уже Мануэль Де Ла Серта, кажется, первый раз за этот вечер. Темные глаза буквально прожгли меня насквозь, сердце истошно заколотилось, подбираясь к самому горлу, но сохранить ту самую знаменитую невозмутимость, которую приписывают уроженцам Альбина мне, наверное, все-таки удалось.
— Но Ева со всеми и всегда держится так, — прозвенел серебряным колокольчиком голосок Эммы.
Младшая с удивительной чуткостью и мудростью, почти невероятной для столь юного создания, умела разряжать обстановку. И сказала она, между прочим, истинную правду: будучи в ипостаси леди Евы я не позволяла себе ни на йоту отходить от приличий.
— Даже матушка без устали твердит: у нашей Первой холодная кровь, — продолжила сестра с такой очаровательной улыбкой, что Мануэль Де Ла Серта, что весь вечер удивлял гостей Греев угрюмостью, не сумел удержаться от ответной улыбки.
Разумеется, ничего подобного обо мне матушка не говорила и говорить попросту не могла, ведь она знала меня настоящую, знала, какой костер разожгла в душе цыганская кровь. Но эта совершенно невинная ложь младшей сестры пришлась очень кстати и избавила от необходимости говорить что-то еще. В очередной раз подумала, как бы жила наша семья, не появись на свет наша чудесная Эмма.
— Быть может, вы примете наше приглашение на ужин? — спросил Мануэль слишком уж умоляюще, слишком уж мягко, слишком… не в своей манере.