Леди исправляет прошлое
Шрифт:
Восстановление одной несчастной бумажки оказывается той ещё историей. Мы собираем печати, пара папиных сослуживцев соглашаются подтвердить мою личность.
Через час или даже больше я, вымотанная бюрократией и осчастливленная свидетельством о рождении, покидаю администрацию.
— Леди, — мальчишка так и висит у меня на хвосте, провожает до выхода и даже на улице не отстаёт, тащится за мной, — вы точно уезжаете соровождать вашу матушку? Долгих лет ей здоровья.
— Думаю, да. Почему вы спрашиваете?
— Завтра у меня выходной, ххотел пригласить вас прогуляться по набережной, — подмигивает он.
— Боюсь, вы не хотели бы проводить время с девушкой, которая оставляет больную мать ради развлечений.
Мальчишка аж спотыкается, а я спешу попрощаться.
Только далеко уйти не успеваю. Оторвавшись от очередного прилипалы, я оказываюсь как раз у ворот в заметно разросшийся и не особенно ухоженный парк, окружающий светлый храм. Я помню парк совсем другим, в каком-то смысле я росла вместе с парком, он только на пару лет старше меня. О, кажется, подобные мысли называют ностальгией. Нет уж, не надо мне прошлого, предпочитаю блестящее будущее. Я отворачиваюсь, но взгляд задерживается на витых колоннах, словно слепленных из чистейшего снега. Переплетение арок создаёт ажурное кружево. В красоте храму не откажешь.
— Дева Юджин! — окликает меня девчушка лет десяти.
Обитательницу храма в неё выдаёт светлая одежда.
Я вынужденно останавливаюсь.
— Смиренно слушаю, — склоняю я голову.
— Светоч услышал, что вы будете рядом с храмом и приказал мне пригласить вас войти.
От таких приглашений не отказываются.
— Слушаюсь, — я склоняю голову ещё ниже и шагаю в ворота. С тенью-брошью на лифе.
Глава 30
Дорожка вьётся под ногами, и я невольно вспоминаю тёмную тропу. Есть какое-то неуловимое сходство… Может быть, из-за разросшихся кустов, зелёной дымкой листвы закрывающих обзор? Я спокойно шагаю. Я достаточно доверяю тени, чтобы не паниковать. Думаю, у неё нет причин подствалять меня, а значит, она не позволит светлым жрецам себя обнаружить. Конечно, это лишь мои домыслы, смешанные с надеждой.
Главный вход поражает обилием декора, храм явно достраивали и зачем-то превратили в огромный мраморный торт. Девочка, заметив мою реакцию, хихикает в ладошку и приглашает меня обойти опоясанное галереей здание. Меня ждут даже не с бокового, а с заднего крыльца.
Жестом попросив меня соблюдать тишину, девочка пропускает меня вперёд.
Если честно, меня настораживает, что пройти меня приглашают с задворок, но раз тень спокойна, я иду дальше.
Жреца я нахожу в крошечной гостиной. Комнатка едва вмещает два кресла и круглый одноногий столик. Подан чай, причём чашек почему-то три. Кто-то будет пить стоя? Странно.
Из окна открывается вид на парк, и если бы не одеяние жреца, заподозрить, что интерьер принадлежить храму, было бы невозможно.
— Светоч, — приветствую я.
— Нет нужды в формальностях, леди Юджин. Располагайтесь.
Что-то я окончательно перестаю понимать происходящее.
Жрец, словно так и надо, сам разливает чай по чашкам. Одну берёт себе, другую хватает скользнувшая за мной в комнату девчкушка. Так как кресла для неё нет, она бесстыдно забирается на подоконник с ногами, подол платься задирается, но девочка не пытается одёрнуть юбку и спрятать торчащую коленку.
Кому ещё предлагали в храме чай? Разве что королю, да и то не уверена. Если вспомнить оказавшегося в когтях Гельдернов принца…
— Как я могу, светоч?
— Леди, прошу вас, присаживайтесь, иначе я буду вынужден встать.
Что?
Только утром он корчил недовольные рожи и громко спрашивал, не померла ли леди Махаон, а сейчас он улыбается он, и видно, даже мне видно, насколько для него непривычно это угодливое выражение лица. Рот растянут от уха до уха, того гляди уголки губ треснут от натяжения. Что с ним внезапно случилось?!
Ещё и девочка на подоконнике.
— Но…
Кажется, жрец действительно готов встать, и я делаю шаг вперёд, опускаюсь на самый краешек. Отказаться от угощения вряд ли получится, и я беру чашку, но стараюсь касаться ручки точь-в-точь как жрец. Дядя Лоуренса научил меня полезному — яд может оказаться даже на внешней стороне фарфора и проникнуть в тело через кожу.
Пробовать чай я опасаюсь, впору притвориться неловкой и выплеснуть, а для надёжности разбить чашку.
— Юджин, ты думаешь о чём-то плохом? — спрашивает девчушка. — Тебе нравится разрушать?
Я вздрагиваю.
Самообладание мне изменяет. Наверное, я даже бледнею.
— Н-не понимаю.
— Брось. Разве не ты родовое гнездо Гельдернов? Я имею в виду, ты открыла путь и из первого ряда наблюдала, как нежить крушит всё на своём пути, — она рассказывает мне это с детским непосредственным восторгом.
— Кто ты?
Я уже могу сообразить, что жрец вежлив из-за неё.
Девочка меня… пугает.
Мой вопрос вызывает у неё задорный смех. Девочка хохочет, и чашка в её руке трясётся, чай выплёскивается на светлое платье и расползается коричневыми пятнами, но она, не обращая внимания, продолжает смеяться.
Я же ставлю свою чашку обратно на стол — теперь меня не смогут упрекнуть в бескультурье, только влить отраву силой.
Жрец, мне кажется, готов и вовсе просочиться сквозь кресло, исчезнуть. Ему явно не до меня.
Девчушка перестаёт смеяться, тоже отставляет чашку, но на подоконник, спрыгивает и неожиданно протягивает мне ладошку, явно намекая на рукопожатие, абсолютно мужское приветствие.
Странно, всё очень странно и не понятно. Но и любопытно.
Я привстаю и осторожно обхватываю её маленькую ручку своей. Ответное пожатие крепкое, девочка оказывается гораздо сильнее, чем можно ожидать от ребёнка. Облик… иллюзия? Или что? Может, девочка одержима?
— Меня зовут Кирин, Юджин. Будем знакомы.
Светлая богиня лично?!
Не может быть…
— Эм…
— Ты удивлена?
— Считаете, у меня нет повода?! — я прикусываю язык.
Разве можно подобным тоном говорить с богиней? На самом деле я вообще не представляю, как говорить с богами. Кланяться до земли? Не похоже, чтобы богиня хотела раболепия… Наверное, мне стоит вести себя относительно свободно?
Девочка с видимым интересом наблюдает за сменой выражений на моём лице, дожидается, когда я снова прямо посмотрю на неё: