Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
– Он не протянул бы этой пары месяцев, - громкий голос Никанора Бальтазаровича спугнул туман, заставил его втянуться в ладонь. – Да в него сила уходила, что в бездонную бочку…
– Мертвый мир всегда голоден, - сказал Ладислав, будто это что-то да объясняло. – Он должен был справиться сам.
– Не справлялся.
Демьян почувствовал себя неловко.
А уж когда Вещерский вошел, неловкость стала просто-таки всеобъемлющей. Наверное, не только для него, если воцарилось молчание.
– А… ничего так вышло, -
– Что вышло? – мрачно поинтересовался Демьян. Чужие фантазии на собственном теле его совсем не радовали. Однако что-то подсказывало, что избавиться от них не выйдет.
– То, что ты, дорогой мой товарищ и почти родственник, теперь уникальный по сути своей маг…
Спина опять зачесалась, верно, от избытка уникальности. А Вещерский руки потер, и вид у него сделался предовольнейший.
– Я тебя к себе заберу.
– Если выживет, - счел нужным добавить Никанор Бальтазарович, сложивши руки на выдающемся своем животе.
– Выживет, - пообещал Ладислав и носом шмыгнул. – Если до сих пор живой, то и выживет.
– Зеркало дайте, - Демьян попробовал было сползти с кушетки и покачнулся.
Во взгляде целителя появился некоторый скепсис, пробудивший в душе Демьяна самые нехорошие предчувствия.
– Можно и без зеркала, - Вещерский взмахнул рукой, сотворяя иллюзию. Подробную. И судя по одобрительному кивку Никанора Бальтазаровича, весьма себе точную.
Дракон…
Дракон остался. Правда, теперь он обвивал дерево с красными ветвями и белыми хрупкими с виду цветами. Хвост змея упирался в волны, выписанные весьма тщательно, а из волн выглядывала огромная рыбина. В ветвях же дерева скрывались существа вида самого удивительного.
Птицы?
Кошки?
Твари мертвого мира?
– Знаете, - сказал Демьян, коснувшись красной ветви, которая переходила через плечо на грудь. – Я к вам больше не приду.
– Почему? – Никанор Бальтазарович поджал губы, изображая обиду.
– Воображение у вас чересчур уж живое.
Глава 7
Марья примеряла шляпки.
Одну за другой.
И вокруг нее стайками вились продавщицы, равно охая и ахая, восхищаясь не то Марьей, не то шляпками, не то тем, до чего оные шляпки Марье идут. Она же, поворачиваясь перед зеркалом то одним боком, то другим, вздыхала.
Морщила носик.
И снимала очередное творение провинциального мастера, давая шанс другому.
– Вам просто чудо до чего хорошо, - вздыхали продавщицы, совершенно, кажется, не раздражаясь тому беспорядку, который Марья принесла с собой.
Шляпки, прежде чинно возлежавшие на деревянных болванах либо же на полках, ныне были везде. Они возвышались горами белой и золотой соломки, тончайших тканей, растопыривали перьевые веера, переплетались узорчатыми ленточками и спускали нити бус.
Но Марью
Кажется.
– Вот, - сняв премиленькую шляпку из узорчатой соломки, украшенную голубыми и желтыми лентами, она протянула ее Василисе. – Попробуй. Тебе пойдет.
Шляпка и вправду была прелестной, вот только смотрелась на Василисе… как и предыдущие семь. И Марья сморщила нос.
– Не понимаю, - сказала она, взяв несчастную шляпку, которая на ней словно ожила. – Почему так?
– Простите, но… ей просто фасон не подходит, - очень-очень тихо произнесла молоденькая девушка и, словно испугавшись своих слов, спряталась за старшими продавщицами. А те нахмурились.
– Возможно, - согласилась Марья и, зацепившись за девушку взглядом, велела: - Тогда принеси то, что ей пойдет.
Девушка густо покраснела.
И отступила, чтобы исчезнуть за неприметной дверью. Марья же задумчиво взяла в руки соломенную шляпку с огромными полями. На полях раскинулся настоящий цветочный луг, пусть цветы были выполнены из лент, но довольно искусно. Как и чучело белой птицы, которая будто ненадолго присела меж цветов. Птица и вовсе казалась живой, отчего становилось несколько жутко.
– Ужас, - сказала Марья в никуда. – Хуже только та муфта из крыльев чайки, которую Хованская на каток взяла…
Василиса подавила зевок.
Не то, чтобы шляпки ее вовсе не интересовали, скорее уж она догадывалась, что и здесь не найдет ничего подходящего.
– Вот, - девушка вернулась. В руках она держала несколько коробок. – Попробуйте… это шотландский беретик…
Шляпка была крохотною и забавной. Исполненная из атласа горчичного цвета, она была украшена лишь брошью с темными камнями.
– Интересно… - Марья взяла и повертела ее в руках.
– В Париже весьма модны, - девушка вновь покраснела. – У меня… сестра работает в модном доме… и говорит, что скоро широкие поля выйдут из моды.
– Не здесь, - отмахнулась Марья. – В Париже возможно, а у нас солнце…
– И бледность тоже…
– Глупости, загар…
Шляпка сидела… пожалуй, сидела. Шляпка. Василиса повернулась одним боком к зеркалу. И другим. Поправила…
– Это носят вот так, - девушка сдвинула шляпку, чуть в сторону и расправила тончайшую вуаль, которая доходила лишь до середины лба. – А еще вот настоятельно рекомендую…
– Покажите, - потребовала Марья.
– Вам тоже пойдет… удивительный фасон. Мне прислали эскизы…
– …теперь ее точно за дверь выставят, - проворчал кто-то. – Сказано было, чтобы не лезла к людям…
– …и я подумала…
Марья с удовольствием мерила шляпку столь махонькую, что ее и ладонью-то накрыть можно было. Один бархатный край загибался вверх, другой, напротив, вниз, и с него спускалась все та же сетка, правда, на сей раз светлая и куда длинней, нежели у Василисы.
– А еще…