Леди, леди, это я!
Шрифт:
Бабье лето сдает позиции в городе. В дежурном помещении холодно, хотя радиаторы центрального отопления включены и работают отлично.
Осень нагрянула как-то неожиданно и, казалось, без всякого предупреждения. Мужчины, сидящие в комнате, молча потягивают горячий кофе.
В дежурке холодно.
– Берт, нам нужно кое-что спросить у тебя.
– О чем это?
– Насчет Клер.
Тут зазвонил телефон.
– Восемьдесят седьмой участок полиции. Детектив Карелла слушает. О, конечно же, сэр. Нет, весьма сожалею, но мы пока не сумели ничего отыскать. Мы сейчас проводим проверку во всех ломбардах,
Было что-то нелепое в том, что сейчас происходило здесь. Берт Клинг в напряженной позе сидел на стуле за своим рабочим столом. Карелла, положив на рычажки замолкнувшую трубку, подошел к Берту и остановился рядом с ним, не зная, как разрядить обстановку. Мейер сидел на углу стола, сильно наклонившись вперед, опираясь локтем о колено и глядя в пол. Выражение лица у Клинга было мрачным и настороженным. Больше всего он сейчас походил на затравленного подозреваемого, которого пытается расколоть пара закаленных в таких делах детективов.
– Так что бы вы хотели знать? – спросил он.
– Скажи, в разговорах с тобой она никогда не упоминала об Эйлин Гленнон?
В ответ Клинг только молча отрицательно покачал головой.
– Берт, пожалуйста, попытайся все-таки припомнить. Это могло быть где-то в сентябре, когда миссис Гленнон лежала в больнице. Не говорила ли тогда Клер, что она познакомилась с дочерью миссис Гленнон?
– Нет. Я бы наверняка сразу вспомнил об этом, как только в деле возникла эта фамилия. Нет, Стив, она никогда не говорила об этой девочке.
– Ну хорошо, а говорила она тебе когда-нибудь о какой-нибудь девушке вообще? Понимаешь, я хочу сказать, не волновала ли ее какая-нибудь семейная проблема, возникшая у кого-то из ее подопечных?
– Нет. – Клинг снова покачал головой. – Нет, Стив, ничего такого мне не приходит на память.
– А о чем вы вообще разговаривали? – спросил Мейер.
– Как это – о чем?
– Ну, о чем вы говорили, когда оставались вдвоем? Клинг прекрасно понимал, чего именно добивается Мейер. Он сам в конце концов полицейский и сам сотни раз пользовался этим приемом. Мейер просто старается направить его мысли в определенное русло в надежде на то, что в общем потоке слов удастся уловить что-то для него важное. Но даже зная обо всем этом, он почувствовал какую-то тупую боль. Ему очень не хотелось говорить о Клер. Он ни за что не хотел повторять сейчас вслух ее слова, которыми они обменивались между собой шепотом наедине.
– Ну, не можешь ли ты припомнить хоть что-нибудь? – очень мягко продолжал настаивать на своем Мейер.
– Ну, мы... мы говорили о самых разных вещах.
– Ну, о чем, например?
– Ну, вот однажды... однажды у нее болел зуб и ей пришлось сходить к дантисту. Я отлично это помню... ей ужасно не хотелось идти. А потом однажды... однажды вечером она пришла, а челюсть у нее все еще была заморожена. Ну, ей там сделали укол новокаина. И вот тогда она все подначивала меня. Она... она, помню, говорит мне: “Валяй! Думаешь, ты такой сильный! А вот держу пари, что ты не сможешь сейчас сделать мне больно”. Она просто так шутила, понимаете? Потому что... мы вообще часто шутили на эту тему. Ну, сами понимаете...
– А говорила она когда-нибудь о своей учебе, Берт?
– Конечно, сколько угодно, – тут же подтвердил Клинг. – У нее не раз возникали разногласия с одним из преподавателей. О, не подумайте чего, – сразу же поспешил добавить Клинг, – там не было ничего серьезного. Просто у того преподавателя были некоторые идеи по поводу функционирования социальных служб, с которыми Клер никак не могла согласиться.
– И что же это были за идеи, Берт?
– Сейчас я уже не помню. Ну, знаете, как это бывает в учебе. Там ведь у каждого возникают свои идеи.
– Но Клер ведь не только училась, она еще и работала в этой области.
– Да, конечно. Но, честно говоря, работало большинство слушателей из их группы. Ей уже предстояла зашита диплома. Ну, вы это и сами знаете. Так вот, она уже писала дипломную работу.
– А об этом вы с ней говорили?
– Очень часто. Работа в социальном обеспечении была для нее очень важным делом, как вы знаете. – Он приостановился. – Собственно, как раз этого вы, может быть, и не знали. Но это действительно было так. Единственной причиной того, что мы... что мы так и не поженились, было то... ну, что она хотела до замужества закончить учебу.
– А где вы бывали, Берт, когда вам хотелось куда-то пойти? Были у вас какие-нибудь любимые места?
– Нет, просто гуляли. Заходили иногда в кино или на стадион. Танцевали. Она очень любила танцевать. И танцевала отлично.
В комнате вдруг воцарилась тревожная тишина.
– Она была... – продолжил было Клинг, но тут же оборвал себя.
Тишина становилась невыносимой.
– Берт, а не мог бы ты припомнить каких-нибудь ее идей относительно работы в социальной области? Может быть, она обсуждала с тобой какие-нибудь ее аспекты, не помнишь?
– Да, что тут сказать, почти никогда таких разговора у нас не возникало. Ну, если только это как-то не касалось работы полиции, понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Ну, например, когда у нее возникали сомнения относительно законности тех или иных действий. Или когда она считала, что мы оказываем дурную услугу городу. Вот так, например, она рассматривала нашу борьбу с молодежными бандами, считая ее никуда не годной. Она говорила, что мы не умеем найти к ним подход.
– А в чем же, по ее мнению, мы не правы?
– Видите ли, она считала, что нас в этом деле больше всего интересует правонарушение, понимаете? Ну, например, парнишка в кого-то выстрелит и мы тут же на него напускаемся, не задумываясь о том, что у него алкоголик-отец или еще что-то в этом роде. Вот тут-то на сцену и выступает работа социальных служб. Так вот, она считала, что полиция должна работать в более тесном сотрудничестве с социальными службами города. На эту тему мы тоже часто шутили. Понимаете, я говорю не о полиции вообще или о социальных службах города, а о нас с ней. – Он немного помолчал, а потом продолжил. – Я рассказывал ей о разработке новых программ у нас и о том, что социальные службы города уже предпринимают кое-что в области работы с подростками, но она и сама знала об этом. Просто она считала, что мы должны вести свои дела в более тесном взаимодействии друг с другом.