Леди-призрак

Айриш Уильям

Все бармены не прочь поболтать, только спроси, и любой из них выложит все, что знает. Да, она уже заходила сюда около шести часов, ушла вместе с каким-то человеком, потом они вернулись, и, наконец, он ушел, а она осталась.

Несколько ловких вопросов, и Ломбард узнал то, что его интересовало больше всего. Что вы заговорили с ней почти сразу же, как пришли туда, и что было это в самом начале седьмого. Другими словами, его худшие опасения подтвердились. Она не просто могла бы косвенным образом подтвердить вашу невиновность, она обеспечивала вам абсолютное, не подлежащее сомнению алиби. Он должен был что-то предпринять. И немедленно.

Берджесс вдруг прервал свой рассказ и спросил:

— Я не надоел вам со всеми этими подробностями?

— Речь шла о моей жизни, — сухо заметил Хендерсон.

— Он

не стал откладывать дело в долгий ящик, а приступил немедленно, на глазах у немногих посетителей, засидевшихся в баре. Этот бармен был из тех, кого легко подкупить, во всяком случае, слыл таковым; Ломбард видел, что плод созрел и был готов упасть прямо в руки. Несколько осторожных намеков, и дело было сделано; они ударили по рукам. «Сколько бы вы хотели за то, чтобы забыть, что вы видели, как этот парень познакомился здесь с женщиной? Вам не надо забывать его, забудьте только ее». Бармен заявил, что его устроила бы вполне скромная сумма. «Даже если окажется, что делом интересуется полиция?» При этих словах бармен заколебался. Но Ломбард разрешил его сомнения, предложив сумму, которая раз в пятьдесят превышала его самые смелые ожидания. Он дал бармену тысячу долларов наличными. У него была при себе толстая пачка денег, задаток, который он собирался использовать для обустройства в Южной Америке. Это обеспечило успех дела, бармен конечно же согласился. Правда, его убедили не только деньги. Ломбард подкрепил свою просьбу парой угроз, произнесенных тихим голосом, но так, что от них кровь стыла в жилах. Вполне вероятно, что угрозы не были пустыми, он не шутил, и его собеседник чувствовал это.

И бармен стоял на своем до конца, даже после того, как ему стали известны все факты; ни мы, ни кто другой не смогли ничего с ним поделать, из него было не вытянуть ни слова. И несомненно, не только тысяча долларов была тому причиной. Он был крепко напуган, как и все остальные. Вы видели, до чего это в конце концов довело Клиффа Милберна. В этом Ломбарде есть что-то зловещее. Это человек без малейшего чувства юмора. Всю жизнь он был слишком близок к природе.

Обработав бармена, он отправился дальше, снова повторив весь путь, который вы проделали несколько часов назад. Не стоит утомлять вас подробностями этой кампании. И театр и ресторан, конечно, к тому времени были уже закрыты, но ему удалось узнать, где находятся нужные ему люди, и отыскать их. Ему даже пришлось быстро съездить в Форсет-Хиллз и обратно, чтобы вытащить одного из них из постели. К четырем часам он закончил свою работу. Он нашел еще троих, чьим молчанием ему необходимо было заручиться: водителя такси Элпа, метрдотеля из «Мезон Бланш» и кассира из «Казино». Он дал им разные суммы. Таксист должен был просто отрицать, что видел ее, метрдотель должен был дать указание обслуживающему столик официанту, который, кстати, полностью зависел от него, и проследить, чтобы тот не подвел. Менеджера из «Казино» он наградил так щедро, что практически сделал своим союзником. Именно от него Ломбард узнал, что один из музыкантов оркестра хвастал направо и налево, какое впечатление он произвел на ту самую женщину, — это он крепко вбил себе в голову, — и именно менеджер посоветовал Ломбарду поговорить и с ним тоже. Ломбарду удалось добраться до него только на следующий день после убийства, но ему опять повезло, мы совершенно упустили из виду этого парня, так что задержка не принесла никакого вреда.

Итак, за час до рассвета он сделал все, что хотел. Он заставил ее исчезнуть, насколько это было возможно. Теперь ему оставалось только позаботиться о ней самой. Он вернулся туда, где оставил ее, чтобы выполнить эту часть работы. Как он сейчас сам признает, он уже принял решение. Он не собирался покупать ее молчание, он собирался получить его более верным способом — убить. Тогда ни одно звено в его цепи не порвется. Любой из подкупленных может не сдержать обещания, но никаких доказательств не останется.

Он поднялся в свою комнату, соседнюю с ее номером, и несколько минут просидел, не зажигая света, обдумывая свой план. Он понимал, что риск быть заподозренным в убийстве в данном случае значительно выше, чем в случае с вашей женой, но его заподозрят как неизвестного, который записался в книге под вымышленным именем, а не как Джона Ломбарда. Он намеревался

догнать свой пароход, его здесь не увидят, так каким же образом удастся установить, кто он? Полиция будет подозревать «его» в убийстве, но никогда не узнает, кого именно «его». Вы понимаете, что я имею в виду?

Он вышел в коридор, подошел к ее двери и прислушался. В комнате было тихо, женщина спала. Он осторожно подергал ручку двери. Как он и ожидал, дверь была заперта, он не мог войти в комнату. Оставалась водосточная труба на стене между окнами, о которой он подсознательно помнил все время.

Он выглянул в окно. Штора у нее оставалась приспущенной, немного не доходила до подоконника, как и прежде. Он ловко и бесшумно выбрался из окна и поставил ногу на крепление водосточной трубы. Без особого труда дотянулся другой ногой до ее подоконника, перебрался туда и проскользнул в приоткрытое окно. Он не взял с собой никакого оружия — хотел обойтись голыми руками и постельным бельем.

В темноте он на ощупь подошел к кровати, протянул руки и плотно сжал их поверх одеяла, грудой лежавшего на постели, так чтобы жертва не успела вскрикнуть. Одеяло осело в его руках, под ним никого не было. Ее тут не было. Она исчезла. Она покинула отель так же неожиданно, как и явилась сюда. Она исчезла в предрассветный час, лишь немного полежав в постели. Два окурка, несколько крупинок пудры на столике перед зеркалом и смятая постель — вот и все, что от нее осталось.

Когда первый шок миновал, он спустился вниз и, теперь уже почти не таясь, расспросил о ней. Ему сказали, что женщина спустилась незадолго до его возвращения, сдала ключ и спокойно вышла на улицу. Никто не знал, куда она пошла, даже в какую сторону; было непонятно, почему она ушла, знали только, что она ушла так же таинственно, как и появилась. Его собственная игра теперь обернулась против него самого. Женщина, ради которой он не спал всю ночь и потратил сотни долларов, — и все для того, чтобы для вас, Хендерсон, она превратилась в призрак, — превратилась в призрак на самом деле, но уже для него самого. А этого он вовсе не хотел. Такая ситуация была опасна своей неопределенностью. Женщина могла появиться в любой момент и испортить всю картину.

Несколько часов, остававшихся до самолета, на котором Ломбард собирался догнать свой пароход, он провел как в аду. Он понял, насколько это безнадежно. Он знал, как теперь знаем и мы с вами, насколько сложно найти кого-то в Нью-Йорке, да еще за короткое время.

Он охотился за ней по всему городу с упорством маньяка, но не смог напасть на ее след. Прошел день, прошла вторая ночь, его время вышло. Он не мог оставаться дольше. Ему пришлось смириться и оставить все как есть. Топор, занесенный над ним, теперь мог обрушиться в любую минуту.

Он вылетел из Нью-Йорка на второй день после убийства, в тот же день пароходом местной линии преодолел расстояние от Майами до Гаваны и как раз застал там свой пароход, который зашел туда к концу третьего дня. Он объяснил корабельным властям, что в день отплытия сильно напился и опоздал на причал.

Вот почему он с такой готовностью откликнулся на призыв о помощи, который я послал от вашего имени, именно это ему и было нужно, чтобы бросить все и вернуться. Все это время он не чувствовал себя в безопасности и теперь получал возможность поставить точку в этом деле. Говорят, что убийцу обычно тянет на место преступления. Его притягивало сюда как магнитом. Ваша просьба о помощи давала подходящий предлог. Теперь он мог открыто вернуться и помогать «искать» ее для вас. И завершить охоту за своей жертвой, на что в первый раз у него не хватило времени. Удостовериться в том, что если ее и найдут, то только мертвой.

— Значит, вы уже подозревали его, когда в тот день пришли ко мне в камеру и набросали телеграмму от моего имени. Когда же вы начали подозревать его?

— Я не могу просто ткнуть пальцем и сказать: «С этого дня и с этого часа». Это происходило постепенно, по мере того, как я переставал верить в вашу виновность. С начала и до конца против него не было никаких конкретных улик, именно поэтому мне пришлось идти кружным путем. Он не оставил отпечатков пальцев в квартире: должно быть, протер те несколько предметов, до которых дотрагивался. Я вспоминаю, что мы обнаружили дверные ручки, на которых вообще не было никаких отпечатков.