Ледник
Шрифт:
Но они все-таки были на пути домой, и им предстояло провести без крова только еще ночь-другую; а там они опять будут в своем становище вместе с женщинами и детьми, в укромной долине, где горит старый священный костер племени. Там их примут с радостью, обогреют, и скоро все их невзгоды будут забыты. Не забудут только огнегасителя и убийцу – Дренга. О нем будут слагаться обращенные к небу песни и сказания, и мысль о том, что он брошен в одиночестве на жалкую гибель в лесных дебрях, будет служить пряной приправой ко всякой беседе.
Дренг покинул угасший костер под скалой и стал бесприютным скитальцем; несколько дней он блуждал по лесу, не зная, где он, бродил по холодным болотам, не чувствуя,
Однажды он вдруг почувствовал себя лучше; ему стало теплее – он бессознательно забрел к югу и очутился неподалеку от долины, где жили его братья.
После тяжелой внутренней борьбы он невольно стал приближаться к становищу; он не мог устоять, так его тянуло туда. Шел он тихими, бесшумными шагами, неслышными даже ему самому. Вот он стал уже различать следы там и тут; значит, становище близко. Но что это виднеется на лужайке, откуда знакомая ему тропинка ведет прямо к шалашам? Он широко раскрыл глаза и увидел высокий шест, а на нем рассеченный череп Гьюка; рядом же на другом шесте болталась волчья туша. Вот что они вывесили для него на случай, если он отважится приблизиться! Здесь – межа между ними. Да, вот что они приготовили для него, если он вернется, обратит свои проклятые глаза к родичам!
Дренг с трудом справился с собой и пошел назад на север, в холодные вымершие леса, нагой и одинокий.
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Шел снег. Дренг начал взбираться на священную гору.
Крупные мокрые хлопья снега таяли на мохнатой спине Дренга, но он не обращал на это внимания. Сперва он подумал было, что это падает лоскутьями само небо, но скоро понял, в чем дело; это был всего-навсего дождь, только другой, более холодный и густой. Дренг намеревался взойти на вершину огненной горы, откуда много человеческих веков тому назад его родоначальник принес огонь своим братьям. В руке у Дренга был топор. Он не помнил себя и ничего больше не боялся после тех ночей, что провел во мраке и одиночестве в обледеневшем лесу. Ему нужно было добыть себе огонь добром или силой. Пар так и валил от Дренга в эту холодную, снежную погоду, но он без устали и без оглядки все подымался в гору.
Гора находилась далеко на севере, по ту сторону долин, в которых обитало племя Дренга, пока холод постепенно не выгнал их оттуда. Но Дренг знал дорогу. В раннем детстве он привык каждый вечер смотреть в просветы шалаша на огненную пасть, выдыхавшую дым под самые небеса. Не раз слышал он предание и о том, как однажды дух огня протянул с горы вниз огромную огненную руку и уничтожил леса на много-много миль вокруг; это было ужасное время для всего племени, которому пришлось бежать и прятаться в болотах и ямах с водой, пока тот наверху не смилостивился опять. Но в последние печальные времена племя так далеко отступило к югу, что гора исчезла из виду, и Дренг не знал, где она теперь находится. Издали он не мог видеть ее вершину, скрытую облаками.
Но едва он поднялся немного наверх от подошвы горы, его охватили жуткие предчувствия. Гора, к которой прежде нельзя было приблизиться из-за каменного дождя и ярких молний, стала теперь удивительно спокойной. Уж не спит ли она? Она не говорила громовыми раскатами, не показывала огненных языков, не дышала пламенем из расселин. Она была совсем спокойна, не дрожала, не скатывала вниз раскаленных камней, была холодная и тихая. Не хитрость ли это? Не лукавое ли предательство? И Дренг без особой радости поднимался вверх; было бы лучше, если бы гора немножко подожгла ему подошвы!
Дренг давно уже миновал пояс лесов и всякой растительности и подымался вверх по крутой исковерканной каменистой поверхности. Она хранила еще следы огня, но была холодна и пропитана ледяной водой; отдельные огромные камни походили на мертвых чудовищ. Дренга мало-помалу стало охватывать безысходное уныние от предчувствия истины.
Далеко за полдень Дренг достиг вершины. Последняя крутая часть пути была усыпана чем-то вроде черного шершавого пепла, больно коловшего ноги и смешанного с желтыми и синими вонючими комками; вся эта холодная масса была сверху покрыта мокрым снегом. Дренг достиг вершины, такой же угасшей и похолодевшей, как и вся гора, на которую он взобрался.
Да, огнедышащая гора потухла. Дренг стоял на самой верхушке ее, образовавшей кольцеобразное отверстие, и смотрел в разинутую пасть горы. Пасть была холодна и набита снегом. Вокруг расстилалось небо, пропасти и целый мир пустоты.
Никогда больше не добраться Дренгу до огня! Могучий дух, обитавший на горе, исчез. Мир погас. Дренг стоял на вершине омертвевшей земли, замерзший, с окровавленными ногами, одинокий и без всякой надежды.
За несколько дней до этого, направляясь к северу, он проходил как раз то ущелье, где шла старая звериная тропа; теперь она была почти совсем смыта дождем; все звери уже перекочевали с севера на юг. Там Дренг и остановился, чтобы в последний раз оглянуться назад на юг, в нелепой и суетной надежде увидеть хоть дым от жилищ своего племени. Тут физические муки и тоска одиночества переполнили его душу, привели его в такое ужасное состояние, что он озлобился на весь мир, на все и вся. И в приливе злобы и гордости он заревел над долиной – эта была новая песнь, впервые раздавшаяся над затонувшей землей, песнь упорства, песнь отрицания. Он скалил зубы и пел вызывающе, несмотря на то, что стоял в ущелье один-одинешенек, собираясь искать свое будущее в направлении, как раз противоположном тому, которое избрали все прочие живые твари. Эхо приносило ему обратно его песню – бессодержательные, надрывные звуки, и это еще пуще раззадоривало его, заставляло превзойти себя самого в безумии.
Насытив свое сердце одиночеством и отрицанием, Дренг повернулся лицом к северному ветру и вступил в царство зимы. Да, в тот раз у него еще была надежда. Он еще не подозревал, что нельзя больше добыть огня на священной горе предков. Тогда в его воображении еще существовала гора, источник огня, бессмертного истребителя, дающего тепло. У него еще оставалась последняя надежда – самому отправиться к великому духу огня и побороться за обладание искрой, необходимой для поддержания жизни; и эта надежда питала его сердце, что бы его ни ждало впереди – приключение, удача или гибель.
Теперь он стоял на угасшей горе. Сам источник огня угас. Великий дух умер. Дренг спел в последний раз. Огнепоклонник лишился огня, лесной человек лишился леса.
И вот начался его земной путь – путь одинокого, бесприютного, голого человека – по холодной земле.
На краю пропасти сидела обезьяна, и, когда Дренг повернулся, чтобы начать спуск вниз, она оскалила свои длинные желтые зубы, словно обрадовалась. Это была старая человекообразная обезьяна, почему-то отставшая от своих во время переселения и увязавшаяся за Дренгом. Она сидела, поджав холодные ноги и сложив руки, вся дрожа от холода. Когда Дренг обратил на нее внимание, она ответила ему взглядом умных и похотливых глаз, а затем повернулась к нему своим ярким задом, сбежала несколько шагов вниз по крутому обрыву и опять уселась. Дренг нацелился ей в голову большим ледяным осколком, но промахнулся; его охватило жгучее желание съесть ее сердце.