Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей
Шрифт:
На другой день Бедослав пришел на торжище к знакомому оружейнику Листрату.
Глядя на то, как Бедослав перебирает мечи и кинжалы, разложенные на широком прилавке под дощатым навесом, Листрат осторожно поинтересовался:
– В ушкуйники решил податься иль в гридни боярские? Неужто ремесло плотницкое тебе опостылело, друже?
– Да так, поквитаться надо кое с кем, – туманно ответил Бедослав. – Сколько просишь вот за этот меч?
Бедослав примерил в руке длинный узкий клинок из голубоватой стали, с рукоятью из червленого железа.
– Тебе
– Беру! – Бедослав отсчитал торговцу дюжину тонких серебряных брусочков, которые заменяют в Новгороде деньги.
– Я слышал, ты ушкуйника Кривушу порешил в потасовке, – тихо промолвил Листрат, подавая Бедославу ножны для меча. – Шайка Кривуши зуб на тебя имеет, приятель. Так что остерегайся! Эти головорезы зиму коротают на Черной протоке, это на другой стороне Волхова, близ Людина конца. Там они и ушкуи свои чинят, и паруса латают.
– Благодарю, друже! – Бедослав похлопал Листрата по плечу. – Буду иметь это в виду.
Февраль был на исходе. Солнце припекало почти по-весеннему, под его жаркими лучами снег оседал и подтаивал. На дорогах под копытами лошадей и полозьями саней подтаявший снег превращался в рыхлую серую кашу.
Бедослав вышел из Новгорода утром и полдня шел на север по Суходольской дороге. Пройдя больше пятнадцати верст, Бедослав столкнулся с целым потоком беженцев, которые кто верхом, кто на санях спешили в сторону Новгорода и Русы.
– Эй, друг, не ходи в Суходол, ливонцы там бесчинствуют! – кричали беженцы стоящему на обочине Бедославу. – Вертайся обратно!
Бедослав провожал взглядом проезжающие мимо него сани, в которых битком сидели старики, женщины и дети. Смотрел на смердов, которые ехали на взнузданных, но не оседланных лошадях. По всей видимости, ливонцы нагрянули внезапно и седлать коней людям было просто некогда, нужно было спешно спасаться бегством.
Беженцы проехали, дорога опустела. Бедослав двинулся дальше и вскоре увидел развилку, о которой ему говорила Лукерья. Он свернул с большака, укатанного санями, на узкую дорогу, ведущую в лес. Судя по следам, совсем недавно к загородному дворищу Катыря проследовал небольшой отряд всадников.
«Уж не ливонцы ли это?» – мелькнула в голове у Бедослава тревожная мысль.
Он прибавил шагу.
Заметив впереди на лесной поляне крыши нескольких деревянных строений за высоким частоколом, Бедослав сошел с дороги в лес и подобрался к купеческой усадьбе не со стороны ворот, а с задов. Срубив суковатую сухую елку, Бедослав соорудил из нее некое подобие лестницы, с помощью которой он перебрался через частокол. Затаившись на вершине копны сена, стоящей на огороде позади конюшни, Бедослав стал осматривать дворище Катыря. С первого взгляда ему стало ясно, что ливонцы побывали и здесь.
Враги перебили всех собак, тут же на снегу лежали изрубленные мечами тела нескольких русичей. Красные пятна крови алели на истоптанном грязном снегу среди кучек лошадиного помета, разбитых глиняных горшков и обрывков разноцветной материи. Убитые русичи,
Спустившись со стога, Бедослав с тревожно бьющимся сердцем прошел во двор между амбаром и баней, склонился над убитой женщиной, перевернув ее на спину. На него глянули мертвые неподвижные очи, подбородок женщины был залит кровью, вытекшей у нее изо рта. Бедослав закрыл убитой глаза. Это была не Василиса.
Услышав сзади шорох, Бедослав резко обернулся, выхватив меч из ножен.
Он увидел спускающегося с теремного крыльца юношу лет двадцати, сжимающего в руках топор. Юноша был светлорус и широкоплеч, на нем была белая льняная рубаха и овчинная безрукавка поверх нее, на ногах были яловые сапоги.
– Где ливонцы, друже? – окликнул юноша Бедослава. – Кто ты?
– Ливонцев я здесь не видел, – ответил Бедослав. – Я просто путник, сам от ливонцев спасаюсь. Чья это усадьба?
– До сего дня усадьба эта принадлежала Якову Катырю, а ныне не ведаю, кто ею владеть будет, – ответил юноша, присев на ступеньку крыльца.
– Как так? – не понял Бедослав.
Он приблизился к юноше, убрав меч в ножны.
– Убили ливонцы Якова Катыря, – сказал юноша с тяжелым вздохом, кивнув на входную дверь в терем. – Прямо в трапезной его зарубили.
– А ты кто? – спросил Бедослав.
– Я – Катырев челядинец, – промолвил юноша. – Прошкой меня звать. Я в потайном погребе спрятался, потому-то ливонцы меня не нашли.
– Идем, покажешь мне своего убитого хозяина, – сказал Бедослав, направляясь в терем. – Я ведь знавал Якова, пересекались у нас с ним пути-дороги.
Челядинец провел Бедослава по теремным покоям, где все было перевернуто вверх дном. Яков Катырь лежал на полу в трапезной с раскинутыми в стороны руками, на нем был шелковый восточный халат, залитый кровью и какой-то пряной приправой. Было видно, что сначала купец получил тяжелую рану в шею, а второй удар немецкого меча поразил его прямо в грудь, сразив наповал.
Бедослав посмотрел на бледное, искаженное гримасой боли лицо Якова Катыря, на его полузакрытые неживые глаза и оскаленный рот, из которого вместе с предсмертным криком вылетело и последнее дыхание жизни.
«Вот мы и свиделись, Яшка! – подумал Бедослав. – Жаль, не от моей руки ты смерть принял, негодяй!»
– А где жена Якова? – обратился к Прошке Бедослав, по-прежнему разглядывая мертвого купца. – Я слышал, он недавно женился. Говорят, писаную красавицу за себя взял! Так ли?
– Что верно, то верно, – ответил челядинец, убирая в угол обломки стульев. – Красивая супруга была у моего хозяина! Василисой ее звали. Токмо не было ладу у моего господина с этой Василисой. Не любила она его. Сразу было видно, что выдали ее за Якова Катыря силой. Василису даже привезли сюда связанной по рукам и ногам.