Ледяная колыбель
Шрифт:
Никс проглотила онемение в горле и тоже стала напевать, присоединив свой голос к голосу Шийи. Их напевы какое-то время боролись между собой, а потом пришли к неуверенной гармонии, хотя Никс подозревала, что даже этот успех был обусловлен мастерством Шийи. Еще больше сосредоточившись, Никс удвоила усилия. Щит постепенно становился все крепче, образуя вокруг них защитную оболочку.
Когда они вдвоем раздвинули ее границы, Никс почувствовала, что к ней возвращаются силы. Голос у нее стал тверже. Защитный кокон затвердел и раздулся вширь, отражая натиск неведомых сил.
Надежно укрытый внутри него, Джейс застонал и пошевелился, снова принимая вертикальное
– Что… что случилось?
Никс не могла оторваться от своего напева, чтобы ответить. Она знала, что Джейс не мог видеть ни битву, развернувшуюся в трюме, ни светящийся кокон, прикрывающий их. И все же дураком он не был. Джейс перевел взгляд с нее на Шийю, явно распознавая мотив песни, которую они пели вместе, хотя и неспособный определить необходимость этого.
Никс бросила взгляд на Баашалийю. Тот продолжал отбиваться, но натиск на него заметно ослаб – неведомые силы теперь сосредоточились на защитной оболочке и навалились на нее еще сильней. Потом Никс повернулась к Кальдеру, который вроде ничуть не пострадал и выглядел столь же настороженным, что и всегда.
Никс рискнула добавить слова к своему напеву, чтобы донести их до Шийи.
– Кто бы это ни был… Они нацелены на людей на борту!
Словно в доказательство ее слов, «Пустельга» резко клюнула носом. Несколько бочек вырвались из сетки и с грохотом улетели в темноту. Никс и Джейс последовали бы за ними, но Шийя все еще крепко удерживала их.
Никс представила, как все в рулевой рубке уступают этому потустороннему натиску, как совсем недавно Джейс, погруженные в забвение злонамеренным напевом. Она и подумать не могла, что такое возможно. Владеющие даром обуздывающего напева могли достаточно легко повлиять на низших существ, но человеческие умы чересчур уж сложны и многослойны, чтобы их можно было подчинить своей воле. Даже некоторые животные были слишком умны, чтобы успешно сломить их.
– Можем ли мы распространить эту оболочку вокруг всего корабля? Чтобы защитить всех? – пропела Никс Шийи, хотя и подозревала, что это неосуществимо.
Бронзовая женщина подтвердила ее опасения, помотав головой.
Никс поморщилась и указала на винтовую лестницу, поднимающуюся из трюма к верхним палубам.
– Нам надо добраться до рулевой рубки! Накрыть этим щитом всех остальных!
– Я пойду с вами, – встрепенулся Джейс.
– Нет! – Она указала себе за спину. На лбу у нее уже выступили капельки пота от стараний и напевать, и объяснять. – Если мы потеряем корабль, эти спасательные шлюпки – наша единственная надежда. Освободи их от креплений и приготовься открыть кормовые двери!
Джейс кивнул.
– Защита… Если Джейс выйдет за ее пределы… – тоже продолжая напевать, предостерегла Шийя.
Никс уже предвидела эту опасность. Ослабив несколько своих нитей, чтобы дотянуться до Баашалийи, она внушила ему свое намерение.
«Прикрой Джейса!»
Баашалийя уже доказал, что способен отразить это нападение. Ее брат все понял и резко пискнул в ответ, протягивая к Джейсу пучок энергии.
Никс повернулась к своему другу.
– Постарайся продержаться!
К этому времени «Пустельга» уже практически падала носом вниз. Вой ветра перерос в истошный визг. Корабль сотрясался и дребезжал. Страх обострился до боли в груди.
«Скоро ли мы врежемся в зубы Драконьего хребта?»
Не имея возможности это узнать, Никс отбросила свои страхи и высвободилась из объятий Шийи.
– Пошли!
Глава 11
Райф вцепился в штурвал «Пустельги», покрепче упершись ногами и изо всех сил пытаясь тянуть его на себя, чтобы поднять нос корабля вверх – поскольку тот, высоко задрав корму, безудержно валился к земле. Он уже не раз видел, как это делает Дарант, но штурвал отказывался сдвинуться с места – его выдвижная ось словно намертво застряла в переборке. Впереди, за изогнутой вереницей окон, на него стремительно наваливались зазубренные зубы Драконьего хребта.
С каждым паническим ударом сердца Райф приходил к очередному из бессвязного шквала выводов.
Первым – и самым главным – был такой: «Кто-то должен был научить меня управлять этой треклятой птичкой!»
По обе стороны от него на дощатом настиле рулевой рубки валялись распростертые фигуры. Дарант посапывал прямо у него под ногами, куда пират упал, отвалившись от штурвала.
Вторая мысль…
«Надо быть осторожней в своих желаниях, придурок!»
После долгого заточения на борту «Пустельги», где заняться можно было разве что тем, что выиграть пару-тройку медных монеток у кого-нибудь из матросов, Райфа уже окончательно достали ограниченность пространства, скука и неотличимо сменяющие друг друга дни под бессолнечным небом. Он уже молился хоть о чем-нибудь, что нарушило бы это однообразие.
«И вот посмотри, к чему это привело…»
Пот холодными ручейками стекал у него по лицу, щипал глаза. Руки болели от борьбы со словно заклиненным намертво штурвалом. Ральф бессильно скривился при виде неминуемой смерти, налетающей на него. В животе у него болезненно сжалось, вызвав к жизни третий вывод.
«Надо было сходить в сортир, прежде чем мы залезли во всю эту свистопляску…»
В данный момент он боролся со своим мочевым пузырем не меньше, чем с бурей. И, как и в случае с битвой в воздухе, был уверен, что проиграет и этот бой. И помощи ждать было неоткуда. Грейлин упал на настил в нескольких шагах от него. Другие члены экипажа бессильно обвисли на всяких второстепенных органах управления – каких-то снабженных рукоятками колесах, похожих на колодезные вороты, и рычагах неизвестного назначения.
Он проклял их всех разом, придя к четвертой и окончательной мысли – и, вероятно, самой последней: «Почему я?»
Райф совершенно не представлял, почему то непонятное колдовство, что поразило всю команду, пощадило его. Когда все вокруг начали шататься и падать, Райф тоже почувствовал, как мир вокруг него вроде как покачнулся. Все перед глазами закружилось, расплываясь по краям, как будто он выпил несколько кружек дешевого эля. А потом в голове у него вдруг зазвучала какая-то мелодия. И не какая-нибудь там похабная песенка, что куда больше соответствовало бы пьяной спирали его чувств, – это оказалась колыбельная, которую мать так часто напевала ему в детстве. Та была из племени кефра’кай, обитающего в Приоблачье и славящегося своим врожденным даром обуздывающего напева.
Увы – хотя Райфу тоже достался этот дар, тот был лишь бледной тенью материнского, разбавленный гулд’гульской кровью его отца. Тем не менее иногда он улавливал кое-какие намеки на него: замечал пряди золотистых нитей, исходящие от искусного певца, или, что еще реже, вдруг улавливал картинку внутреннего мира какого-нибудь прохожего, вплотную разминувшись с ним. Вероятно, именно это и делало его таким искусным вором. И вот теперь, несколько мгновений назад, когда в голове у него зазвучала колыбельная его матери, она рассеяла мутные миазмы, угрожавшие заглушить его чувства. Все вокруг перестало кружиться.