Ледяная месть
Шрифт:
— Любовь Алексеевна, вы очень вовремя. — Я как раз собирался поделиться своими соображениями.
— Делись, — опускаясь на предложенный стул, властно произнесла она. Взгляд у нее был холодный, но заинтригованный.
— Влюбился я, Любовь Алексеевна.
— Поздравляю.
— Любовь попутала, не уследил за эфиром. Все пропустил.
— Ну, запись осталась…
— Там еще другая запись осталась… Как Оврагов к Кузнецовой приезжал — эта запись ушла, а как я с Кузнецовой разговаривал, осталась. Я про этого Оврагова выяснял, кто
— Кто такой Оврагов?
— Бывший ее жених. — И я рассказал все, что успел выяснить про Оврагова. — Он ведь в спецназе служил. И Бурунову в свое время морду набил. А я видел, как Бурунов дерется. Мощный он парень. Но Оврагов, получается, мощнее. Только после того, как Бурунов с Ниной переспал, он ему морду не набил, а просто ушел от нее. Прошла любовь, завяло все такое… Девушка у него есть, симпатичная такая, а он к Нине вчера подался. К чему бы это? И еще пригрозил, что убьет Бурунова. Я его вчера полдня искал. Мужика нашел, на которого он работал, на его квартиру вышел, даже с девушкой его познакомился. Правда, его самого не застал. Может, он в это время Бурунова выслеживал.
Я думал, что Добронравова разложит меня сейчас, что называется, по полочкам, но нет, она только спросила адрес, по которому проживал Оврагов.
На этом разговор закончился, и меня отправили в изолятор временного задержания, который находился в подвале отдела.
Утром за мной пришел конвоир и отвел в кабинет Шилкина, где меня ждали он и Сбитнев. Шилкин сидел за своим столом, спиной вжавшись в спинку стула, и тупым концом карандаша на вытянутой руке постукивал по голове китайского болванчика, наблюдая, как она раскачивается.
— Везучий ты, Старостин, — улыбнулся Сбитнев. — Снова вышел сухим из воды.
— А что такое, гражданин начальник? — спросил я, неприязненно глядя на него.
— Нашли мы Оврагова. Дома он был. Пьяный в дым. И пистолет у него дома нашли. Заключение экспертов пока только предварительное, но, похоже, из этого пистолета был убит Бурунов. И Кузнецова тоже.
— И что он говорит?
— Ну, а ты признавал свою вину?
— Так я и не убивал.
— И он не убивал. Но это если ему верить.
— А что, если ему можно верить? — спросил вдруг Шилкин, недовольно глянув на Сбитнева.
— Не можно, а нужно, — хмыкнул я. — Кто на меня вышел? Ты вышел. Вышел и получил пшик. А на Оврагова кто вышел? Добронравова вышла. Вышла и получила орудие убийства… Я понимаю, что тебе очень обидно, капитан, но зачем глупости говорить?
— Я смотрю, ты умный очень! — люто зыркнул на меня Шилкин.
— Зачем преувеличивать? Просто умный.
— Тогда, может, объяснишь, почему на двери в квартиру Оврагова оказались твои пальчики?
— Все очень просто, я коснулся рукой двери, когда к ней ухо прикладывал.
— А почему замок вскрывался отмычками? — не унимался капитан.
— А что, на отмычках тоже мои пальчики остались? — парировал я.
— Отмычки у
— Те самые отмычки?
— Возможно… Что, если ты ствол Оврагову подкинул? — брызгал ядом Шилкин.
— А какой смысл мне убивать Бурунова?
— А какой смысл убивать Воротникова и Светозарова?
— Никто в мою виновность не верит. Если бы меня всерьез подозревали, то менты ходили бы за мной по пятам. — Я не собирался сдаваться, и Шилкин, понимая это, разозлился еще больше:
— А зря!
— Если у вас есть что предъявить, давайте, выкладывайте. Если нет, то требую свободы!
— Заключения экспертизы еще нет! — выплеснул Шилкин.
— Ничего, я в камере подожду…
— Подождешь, подождешь…
— Завтра вы должны будете предъявить обвинение. Если не предъявите, я предъявлю вам. Через прокурора! — пригрозил я.
Обидно было. Ясно же, что не я убивал Бурунова, значит, отпускать меня надо, а Шилкин на дерьмо исходит. И Сбитнев за меня не заступается. А мне к Анжеле надо…
Гастарбайтера Мулло выдернули на допрос после обеда, обратно в камеру он больше не вернулся. Зато под вечер ко мне «подселили» крепкого на вид парня с русыми, слегка кучерявыми волосами. Широкий невысокий лоб, маленькие глаза под мощными надбровьями, длинноватый, но крепкий на вид нос, развитые челюсти. Плечи широкие, руки сильные, кулаки — будь здоров. Одним словом, не хотел бы я сойтись с этим парнем в рукопашной. Но так у меня и не было желания придираться к нему. Блатной романтикой я никогда особо не бредил, и привычки набирать очки за счет слабого не имел.
Он бросил сумку на шконку через проход от меня, сел за маленький столик и вперил в меня недобрый взгляд.
— Я так понимаю, менты совсем с катушек съехали? — спросил я.
Хоть и не хотелось мне связываться с этим мутным типом, но лебезить перед ним я не собирался. Во-первых, у меня гордость есть, а во-вторых, я знал этого арестанта. Видел недавно, как он садился в свой «Ниссан».
Совсем охудел Шилкин, если решил подсадить ко мне Оврагова. Это же мордобоем закончиться могло или даже поножовщиной, его за такое безобразие самого под статью упекли бы… Да, идиот он. Но ведь Оврагов здесь — и смотрит на меня, как партизан на полицая.
— Это ты о чем? — с вызовом спросил парень.
— Чего Шилкин хочет?
— А чего он хочет?
— Зачем тебя ко мне подсунул?
— Почему подсунул? Так получилось… Да Оврагов я! — сдерживая себя, рыкнул Лева.
Он действительно чем-то напоминал льва перед прыжком. Только вот прыгнет или нет, вопрос. Может, он сам выпросил у Шилкина встречу со мной, на определенных, разумеется, условиях. Но, скорее всего, это Шилкин отправил его ко мне, чтобы превратить мою камеру в пресс-хату. Если так, то Оврагов должен выбить из меня правду — всеми доступными способами. Он же спецназовец, мастер рукопашного боя.