Ледяная принцесса
Шрифт:
Хенрик выглядел так, словно его загипнотизировали. Он опустил голову на колени и зажмурился. На секунду Карл-Эрик спросил себя, правильно ли было приглашать Хенрика. Он это сделал, потому что считал, что Хенрик заслужил знать правду и он тоже любил Алекс.
— Но, Джулия…
Биргит протянула к Джулии руки в неловком умоляющем жесте, но Джулия лишь презрительно повернулась к ней спиной, и они услышали, как она поднимается по лестнице.
— Мне действительно очень жаль. Я кое-что подозревал, но такого я себе никогда и представить не мог. Я не знаю, что тут сказать. — И Патрик беспомощно развел руками.
— Да нет, мы тоже на самом деле не знаем, что тут можно было сказать, по крайней мере друг другу. — И Карл-Эрик внимательно поглядел на свою жену.
— А вы не знаете, сколько продолжалось насилие?
— Нет, мы действительно не знаем. Алекс не хотела об этом говорить. По-видимому, не меньше двух месяцев, а может быть, и год. — Он помедлил. —
— Какой именно ты имеешь в виду? — спросил Патрик.
— О связи между Александрой и Андерсом. Андерс тоже был жертвой. За день до нашего отъезда из Фьельбаки мы нашли записку, которую Алекс написала Андерсу. Из нее стало ясно, что Нильс надругался и над Андерсом. Очевидно, они как-то поняли или им удалось узнать, что они оказались в одинаковом положении, — как именно, я не знаю. Они искали друг у друга утешения. Я взял записку и пошел с ней к Вере Нильссон, рассказал ей, что случилось с Алекс и что, по-видимому, произошло с Андерсом. Это было самое трудное, что мне когда-либо в жизни пришлось сделать. Андерс стал, точнее, был, — быстро поправил себя Карл-Эрик, — единственным, что осталось у Александры. И кроме того, я надеялся, что Вера, может быть, сделает то, на что у нас не хватило мужества, — заявит на Нильса и заставит его ответить за содеянное. Но ничего не произошло, так что я считаю, что Вера оказалась такой же слабой, как и мы.
Он непроизвольно начал массировать себе грудь. Боль не утихала, наоборот, становилась все сильнее и сильнее, а сейчас еще и начали неметь кончики пальцев.
— И вы совершенно ничего не знаете о том, куда направился Нильс?
— Нет, ни малейшего понятия. Но, где бы он ни был, я от всей души надеюсь, что этот дьявол достаточно мучается.
Боль обрушилась лавиной, пальцы ничего не чувствовали, и Карл-Эрик понял, что что-то не так. Что-то произошло у него со зрением, и, хотя он видел, что губы у окружающих шевелятся, звук и изображение понеслись, как при ускоренной съемке. На миг он увидел, что злость пропала из глаз Биргит, но когда она сменилась беспокойством, Карл-Эрик понял, что произошло что-то страшное. Затем наступила темнота.
После того как санитарная машина, завывая сиреной, на полной скорости отвезла Карла-Эрика в Сальгренскую больницу, Патрик сидел в машине и пытался перевести дух. Он поехал следом за машиной «скорой помощи» и остался сидеть в больнице вместе с Биргит и Хенриком до тех пор, пока им не сказали, что хотя Карл-Эрик и перенес обширный инфаркт, но худшее уже позади и кризис миновал.
Это был один из самых беспокойных дней в его жизни. Он видел много зла за годы работы в полиции, но никогда еще не слышал такой душераздирающей трагической истории, которую рассказал сегодня днем Карл-Эрик. Хотя Патрик знал, что услышал чистую правду, ему все же было трудно принять это. Как кто-то может продолжать жить дальше, пережив то же, что довелось пережить Алекс? Ее не только изнасиловали и лишили детства, ей, кроме того, пришлось жить всю оставшуюся жизнь с постоянным напоминанием об этом. Как Патрик ни старался, он никак не мог понять ее родителей. И ни за что не мог представить, что сам позволил бы преступнику, который изнасиловал его ребенка, остаться безнаказанным, и еще меньше мог представить, что попытался бы все это замять. Как могла внешняя благопристойность оказаться важнее, чем жизнь и здоровье собственного ребенка? Нет, это немыслимо. Патрик сидел, закрыв глаза, положив голову на подголовник сиденья. Начали опускаться сумерки, и ему пора было возвращаться домой, но он чувствовал себя безвольным и слабым. Даже мысль об Эрике, которая его ждала, не смогла заставить Патрика завести машину и ехать во Фьельбаку. Сегодняшнее открытие потрясло его непоколебимо позитивное восприятие жизни до самого основания, и в первый раз в жизни Патрик усомнился в том, что хорошего в людях больше, чем плохого.
При этом Патрик также чувствовал себя виноватым: хотя ужасающая история самым явным образом поразила его до глубины души, он ощущал профессиональное удовлетворение, потому что его предположения оправдались и куски головоломки встали на свое место. Множество вопросительных знаков исчезло сегодня днем, появились ответы на множество вопросов, но при этом больше, чем раньше, появилось разочарований, потому что Патрик по-прежнему на ощупь бродил в темноте, где скрывался тот или те, кто убил Александру и Андерса. Возможно, мотив преступления прятался в прошлом, а может быть, он совершенно ничего общего с прошлым и не имел, хотя Патрик находил это неправдоподобным. В первую очередь на это указывала отчетливая связь между Алекс и Андерсом, которую он нашел. Но почему кому-то понадобилось убивать их из-за насилия, которое произошло больше двадцати трех лет назад? И почему именно сейчас? Почему пришло в движение то, что много лет спокойно лежало, и привело к двум убийствам с промежутком в две недели? Больше всего его расстраивало, что он не имел ни малейшего понятия, в каком направлении ему сейчас следует двигаться. Сегодняшний день стал большим шагом в расследовании, но при этом завел в тупик. Патрик прокрутил в голове все, что он сделал и услышал сегодня, и внезапно вспомнил, что у него сейчас с собой в машине есть очень конкретная улика, о которой он совершенно забыл из-за поездки к Карлгренам и сердечного приступа Карла-Эрика. Он опять почувствовал такой же энтузиазм, как утром, и сообразил, помимо прочего, что у него есть уникальная возможность изучить улику поближе. Единственное, что ему сейчас требовалось, — так это немного удачи. Он включил мобильный телефон и, не обращая внимания на уведомление о трех входящих сообщениях, позвонил в справочную и выяснил телефон Сальгренской больницы. Затем набрал номер коммутатора и дождался соединения.
— Сальгренская больница.
— Привет, меня зовут Патрик Хедстрём. Я хочу узнать, работает ли у вас Роберт Эк в отделении судебной медицины.
— Секундочку, я сейчас посмотрю.
Патрик затаил дух. Роберт был его однокурсником по полицейской школе; после учебы он занялся судебной медициной. Они близко общались, когда учились вместе, но потом потеряли контакт. До Патрика доходили слухи, что Роберт сейчас работает в Сальгренской больнице, и он скрестил пальцы на удачу, чтобы это так и оказалось.
— Так, посмотрим. Роберт Эк. Да, он у нас работает. Ты хочешь, чтобы я тебя соединила?
Патрик внутренне ликовал:
— Да, спасибо.
После второго гудка он услышал хорошо знакомый голос Роберта:
— Отделение судебной медицины. Роберт Эк.
— Здорово, Робан. Узнаешь, кто звонит?
На пару секунд воцарилось молчание. Патрик не надеялся, что Роберт сможет узнать его голос, и уже собрался было помочь ему и подсказать, но тут в трубке раздался радостный вопль:
— Патрик Хедстрём, ах ты, старый черт, сколько лет, сколько зим, куда ты пропал? Что это ты вдруг надумал объявиться? Только не рассказывай, что это звонок вежливости.
Голос Роберта прозвучал насмешливо, и Патрику стало немного стыдно. Он знал, что, мягко говоря, не злоупотреблял звонками и очень плохо поддерживал контакты с людьми. В отличие от него Роберт раньше какое-то время довольно часто звонил Патрику, но потом, наверное, несколько устал от того, что сам Патрик никогда не звонил ему. Патрику стало стыдно еще больше, когда он подумал о том, как будет выглядеть его просьба о помощи после столь долгого молчания, но отступать было поздно.
— Да, я знаю, что чертовски плохо с моей стороны так пропадать, но сейчас я сижу в машине прямо напротив больницы и вспомнил, что ты вроде здесь работаешь. Я и надумал позвонить — может быть, ты на месте, — чтобы заскочить, сказать тебе «привет» и немного поболтать.
— Не вопрос. Давай заходи, это будет просто здорово.
— А как я тебя найду? Где ты там окопался?
— В подвале. Проходишь через вестибюль, садишься в лифт, спускаешься вниз, поворачиваешь направо и идешь до самого конца длинного коридора. Когда коридор закончится, увидишь дверь — там мы и расположились. Позвонишь в дверь, и я тебя впущу. Чертовски здорово будет повидаться.
— Аналогично.
— Ладно, тогда увидимся через пару минут.
Патрик по-прежнему стыдился того, что хотел использовать старого друга, но, с другой стороны, он в свое время много раз выручал Роберта. Когда они грызли гранит науки, Роберт был обручен и жил с девушкой по имени Сюзанна, но одновременно крутил роман с Мари, одной из однокурсниц. Все это продолжалось почти два года, и Патрик не мог и сосчитать, сколько раз он спасал шкуру Роберта: постоянно обеспечивал ему алиби и придумывал кучу самых убедительных причин, когда ему в очередной раз звонила Сюзанна и спрашивала, не знает ли он, где Роберт. Сейчас, спустя время, Патрик, конечно, уже не считал, что это было очень порядочно что с его стороны, что со стороны Роберта, но тогда они были молодые, беспечные, и, честно говоря, ему все это казалось очень увлекательным, и он даже немного завидовал Роберту, который встречался с двумя девчонками одновременно. Ясное дело, в конце концов Роберт довел их обеих, и в один прекрасный день все это с треском лопнуло. Дело закончилось тем, что Роберт остался без квартиры и без обеих девушек, и ему пришлось ночевать на диване у Патрика. Но Роберт был прирожденным обольстителем: не прошло и пары недель, как он поменял диван Патрика на новую девушку с квартирой. И поэтому, когда Патрику рассказали о том, что теперь Роберт женат и у него есть дети, он с трудом мог в это поверить. В любом случае сейчас он все выяснит.
Несмотря на то что Роберт подробно объяснил, как его найти, Патрик пару раз заблудился, и ему пришлось побродить по бесконечным больничным коридорам. Но в конце концов он оказался перед нужной дверью. Патрик позвонил и подождал. Дверь распахнулась.
— Здоро-о-во!
Они сердечно обнялись, потом отступили друг от друга на шаг, чтобы посмотреть, как изменило их время. Патрик констатировал, что прошедшие годы не отразились на Роберте, и надеялся, что Роберт подумал то же самое о нем. На всякий случай Патрик втянул живот и выпятил грудь.